Политическая культура древней Японии

При достаточно развитой бюрократической системе чисто судебная функция тэнно (судебное разбирательство в случае совершения преступлений) вытесняется функцией вынесения служебных оценок. При этом наказание (удары палками, заключение под стражу, ссылка, казнь) обычно заменяется понижением в ранге или же отрешением от должности, т. е. понижением в статусе с соответствующим понижением материального обеспечения. По случаю череды природных бедствий, ответственность за которые обычно возлагалась на правителя, Сёму заявляет: «В последнее время небесные наказания не знают конца, природные бедствия случаются одно за другим. Слышим Мы: «Управление идет вразрез с годовым циклом, сердца людей полны печали. Небо и Земля посылают предостережения, появляются грозные предзнаменования». Разве Мы не распространяем добродетель? Разве есть в Нас небрежение? Или же, может быть, чиновники не проявляют в делах рвения? Мы живем за девятью воротами, многого не ведаем. Повелеваю главам ведомств составить списки подведомственных им чиновников…, которые сердцем своим делам преданны и служат чисто-беспорочно, а также списки тех, сердца которых наполнены грязной ложью, а списки эти подать Нам. Тот, кто хорош, будет в ранге повышен, тот, кто плох, будет, согласно его провинностям, в ранге понижен. Слушаться Нашего повеления, ничего не скрывая».^[689] Вместе с тем необходимо отметить, что сам тэнно почти всегда выносит суждение (принимающее форму указа) о повышении в ранге и должности, а не о понижении^[690]. Компетенция правителя в отношении рангов и должностей была такова, что тэнно имел право и на повышение ранга (должности) уже умершего лица, чем он пользовался достаточно часто.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что право тэнно на уголовное наказание постепенно заменяется правом на наказание административного характера.

Царь в значительной степени наследует судебные полномочия прежних князей, когда тот являлся верховным судьей для своей дружины и подданных. Судебная власть князя была ограничена правом (и обязанностью) духовенства «печалования» (заступничества) за опальных. Общий курс Ивана IV привел к тому, что он постарался ликвидировать и этот ограничитель своей власти. В послании к Курбскому он так вербализует свое понимание царского права на суд: «доселе русские владетели не истязуемы были ни от кого, но вольны были подовластных своих жаловати и казнити»^[691]. Если в указах тэнно мы достаточно часто встречаемся с формулировкой «поступать (наказывать) согласно закону», то действия русских царей по наказанию тех или иных лиц в значительной степени определяются сиюминутным настроением. В связи с этим широчайшее распространение получает «опала» (царский гнев), т. е. не определяемое никаким законом наказание (рукоприкладство, таскание за бороду, удаление из двора, отставка, тюремное заключение, ссылка, смертная казнь), которое выносится самим царем и только им самим и снимается («отдается»).

Особенно усиление судебной функции царя наблюдается при Иване IV. Когда в 1550 г. он собрал народ на Красной площади, он, в частности, досадовал на плохую работу ведомств в части судебных разбирательств. После этого Адашеву было приказано принимать челобитные от бедных на царское имя. Об этих челобитных докладывали царю, который принимал решения по ним. После удаления Адашева его функция была передана Челобитной избе (Челобитному приказу). Фактически ликвидировал (значительно ослабил) Иван IV и институт состязательности, когда дела рассматривались в присутствии обвиняемых (в частности, он не внял печалованию Макария о приглашении на соборный суд Адашева и Сильвестра).

В дальнейшем цари неоднократно декларировали, что не станут принимать челобитные, однако инерция концентрации властных полномочий в руках царя была такова, что челобитные рассматривал далее Алексей Михайлович, грозивший наказаниями за обращение к нему помимо законных инстанций^[692]. Реалии российской жизни, подкрепляемые концептом царя как самодержца (калька с греческого «автократор»), были таковы, что царь воспринимался единственной инстанцией, которая, стоя выше закона, была в состоянии обеспечить «справедливый» исход дела. Судебные прерогативы царя в определенной степени распространялись и на его семью — царица, царицы и царевичи принимали челобитные для передачи их самому царю.

В Японии тэнно мыслится как источник закона, согласно которому и принимаются решения. Русский же царь выступает не столько как законодатель, сколько как источник решений по конкретным делам, решений, которые самим законом не регулируются.