Политическая полиция и либеральное движение в Российской империи: власть игры, игра властью. 1880-1905

Впрочем, контакты «общественных деятелей» с сильными мира сего – это более общая тема, выходящая за рамки данного исследования. В.А. Гольцев через своего друга профессора С.А. Усова получил защиту правителя канцелярии генерал-губернатора Москвы Мейна, который переговорил с обер-полицмейстером А.А. Козловым об оставлении Гольцева в Москве, несмотря на запрет жительства в столицах и гласный надзор515. Заступничество харьковского генерал-губернатора М.Т. Лорис-Меликова спасло А.М. Калмыкову от привлечения к процессу над террористами-организаторами неудавшегося покушения на Александра II516. Тот же Лорис-Меликов оказывал покровительство газете «Южный край», что вызывало критическую реакцию К.П. Победоносцева517. Редактор–издатель одной из крупных «марксистских» газет «Северный край» князь В.В. Барятинский был в дружеских отношениях с начальником Главного управления по делам печати князем В.Н. Шаховским (так же как и видный общественный деятель Г.А. Фальборк) и с бывшим директором Департамента полиции, товарищем министра внутренних дел П.Н. Дурново. Благодаря близкому знакомству с великим князем Сергеем Михайловичем Барятинскому удалось попасть на прием к императору в момент, когда вокруг его газеты «Северный край» сгущались тучи518. Обширные связи П.Б. Струве беспокоили Департамент полиции в связи с тем, что редакция «Освобождения» демонстрировала хорошую осведомленность о правительственных мероприятиях519.

Думается, примеры можно множить.

Воздействие «либералов» на различные слои населения, социальные и профессиональные группы (литераторы, профессура, адвокатура, учащиеся, крестьянство, рабочие, разночинцы, общество, чиновничество и т.п.) описывалось в политической полиции как угроза520, либо реальная (литераторы, учащиеся, общество, чиновничество и т.п.), либо потенциальная (крестьянство, рабочие, разночинцы и т.п.). При этом само описание в большей или меньшей степени выстраивалось аналогично картине «легальных» угроз от подпольного революционного движения, за одним принципиальным исключением – степени влияния «либеральных» идей на бюрократию. Только «либералы» имели возможности воздействовать на представителей государственного аппарата, как полагали в политическом сыске, в силу личных связей, а также институционально оформленных (через самоуправление и различные организации) контактов.

При этом чины местных отделений нередко полагали, что «либералы» находились в гораздо более выигрышном положении, чем они сами, а это препятствовало деятельности жандармов, зависимых от личных, неформальных коммуникаций с губернатором и его ближайшими подчиненными, т.к. институциональные связи ГЖУ с местной администрацией отсутствовали521. По мнению служащих ГЖУ, залогом политического спокойствия в губернии были доброжелательные, а еще лучше – дружеские личные отношения ГЖУ и губернатора. Если же губернатор предпочитал «дружить» с «либералами», то в провинциальном обществе, с узким слоем людей, которых можно объединить понятием «образованное общество», это означало институциональное одиночество местных структур политического сыска. Помимо атмосферы психологического дискомфорта, такая ситуация создавала проблемы в его работе. Обычная полиция, подчиненная губернатору, начинала халатно относиться к негласному надзору за деятелями «либерального» движения522. Так, начальник Нижегородского ГЖУ в политическом обзоре 1898 г., жалуясь на дружбу губернатора с «либералами», писал о последствиях этого для ГЖУ: «Осуществление наблюдательной деятельности в Нижегородской губернии… задача не легкая, усложняемая отсутствием солидарности между жандармским управлением и высшей местной администрацией, а также взаимного доверия»523.

Одним из наиболее общих представлений служащих политической полиции всех структур было убеждение, что слабость власти и отсутствие внятного государственного курса – основные причины распространения «либерализма» в бюрократической среде524. На это накладывалось столь же распространенное в среде политического сыска восприятие российского общества (в целом, включая и чиновничество) как аморфного, безликого, неогранизованного образования, рядовые представители которого в основном не имеют собственных политических убеждений. В то время как «либералы» репрезентировали индивидуалистическую модель мышления и поведения, с одной стороны, а с другой – имели признаки организованного сообщества (по описанным выше институциональным, социальным и профессиональным параметрам). Поэтому общая «масса» легко подчинялась «либералам». Типична характеристика из политического обзора Тамбовского ГЖУ за 1887 г.: в «обществе… всегда и чуть ли не большинство не имеет своих убеждений, а идет по направлению, указываемому представительными людьми»525.