Политическая полиция и либеральное движение в Российской империи: власть игры, игра властью. 1880-1905

Чины ГЖУ часто ссылались на суждения служащих различных государственных структур, преимущественно полиции, губернской администрации и прокуратуры810. Типична фраза начальника Бакинского ГЖУ, который в 1903 г. сообщал в Департамент о «либеральном» председателе городской управы А.И. Новикове: «Пристав Осипов в келейном разговоре… объяснил, что Новиков принимает на службу и оказывает материальную помощь только лицам, скомпрометированным в политическом отношении»811.

Кроме того, начальники ГЖУ в своих донесениях практиковали отсылки к мнениям «благонамеренных», «совершенно консервативных» людей, «лиц, заслуживающих полного доверия»812; использовали они и абстрактные характеристики: «по общим отзывам», «считался», «как здесь говорят», «все знающие его отзываются», «по отзывам лиц, знавших его», «по мнению многих», «заслужил репутацию», «все того мнения» и т.д.813 Так, начальник Московского ГЖУ писал в политическом обзоре за 1884 г.: «Вся Москва с нетерпением ожидала выборов, надеясь, что новый состав гласных не будет относиться к своим обязанностям столь равнодушно как прежний»814. Подобные оценки позволяют усомниться в том, что чины ГЖУ действительно воспроизводили «общее мнение» («вся Москва» в данном случае). Скорее всего, они экстраполировали позицию тех самых «совершенно консервативных людей», которые с наибольшей долей вероятности составляли круг общения начальника ГЖУ815. Начальник Московского охранного отделения более позднего периода, после Первой русской революции, А.П. Мартынов, например, так описывал свой круг общения: чины местной администрации, прокурорского надзора и кое-кто из обывателей, «принадлежавших к “правому” кругу»816.

В качестве исключения можно отметить знакомство начальника Казанского ГЖУ с М.Л. Мандельштамом и начальника Смоленского ГЖУ с председателем смоленской контрольной палаты А.И. Игнатьевым: «Игнатьев в беседе с молодежью проповедовал свои злобные чувства против существующего в России режима… и высказывал свою неприязнь жандармскому корпусу, который будто бы неодолимо тормозит все желательные либеральные проявления… Тот же Игнатьев при встречах со мною изливается в чувствах беспредельной преданности престолу и благодарности жандармскому корпусу за сдерживающее влияние»817.

Изредка чины ГЖУ сообщали о личных посещениях заседаний различных обществ818.

В 3-й главе шла речь о том, как в делопроизводственной переписке политического сыска оценивались «слухи» в качестве инструмента «либералов» для «перетолкования» государственных интерпретаций. Однако чины ГЖУ использовали «слухи» как собственный источник информации. В качестве характерного примера – цитата из политического обзора за 1892 г. по Томской губернии: «Из чиновников по крестьянским делам обращает на себя внимание заведующий 2-м участком Бийского округа Покровский, который подчеркивает знакомство и сношения с политическими ссыльными и при всяком случае высказывает себя либералом. Относительно его держится упорно слух, что он ловкий взяточник, умеющий хорошо скрывать концы»819.

«Слухи» как источник информации упоминали и служащие охранных отделений820, изредка «слухи» встречаются и в докладах Департамента полиции министру внутренних дел и в Особое совещание821.

В то же время важно отметить разную степень зависимости от получаемой информации (включая язык первоисточника, каким бы он ни был, – отзыв знакомых, заметка в газете, перлюстрированное письмо и т.п.) служащих разных инстанций политической полиции.

В наибольшей степени подобная зависимость была характерна для чинов ГЖУ – они могли не только сохранять терминологию источника информации, но и воспроизводить оценку явления глазами объекта наблюдения. Например, начальник Ярославского ГЖУ в политическом обзоре за 1901 г. описывал ситуацию в Демидовском лицее, ссылаясь на мнение студентов: «Директор… не пользуется среди студентов никаким авторитетом»822. Служащие охранных отделений в большей степени отделяли свои оценки от трактовок первоисточников823, при этом реакция «либералов» на деятельность полиции часто могла служить критерием успешности ее деятельности. Так, начальник Санкт-Петербургского охранного отделения В.М. Пирамидов писал в марте 1901 г., после событий вокруг студенческой демонстрации у Казанского собора: «В либеральных литературных кружках Санкт-Петербурга сложилось твердое убеждение, что правительство своими последними арестами нанесло сильный удар рабочей организации. Все уверены, что в лице Поссе, Ермолаева и Хижнякова взяты руководители и вдохновители “Союза борьбы за освобождение рабочего класса”»824.