Политические деятели викторианской Англии

Однако подлинным триумфом Палмерстона стало так называемое дело Пасифико (или Пачифико), которое сделало его героем английских средних классов и поставило в независимое положение по отношению к палате лордов, королеве и даже премьер-министру. На Пасху в 1847 году толпа афинян разгромила дом еврея Пасифико, сам он не пострадал и представил иск на сумму 500 фунтов. Иск греческое правосудие отклонило. Тогда Пасифико вспомнил, что он родился в Гибралтаре и, следовательно, является британским подданным, хотя до этого числился португальцем. Он обратился в посольство и английский посланник Лайонс в резкой форме потребовал от греческого правительства удовлетворить претензии пострадавшего и выразил сожаление по поводу «самых варварских оскорблений, свидетелем которых является современность». Претензии Пасифико, ростовщика низкого пошиба, росли как на дрожжах и их сумма превысила уже 30 тысяч фунтов. Узнав об этом деле, Палмерстон дал указание Лайонсу сохранять жесткий тон, а британскому флоту блокировать порт Пирей. Протесты России и Франции (французский посол даже покинул Лондон) он попросту игнорировал. В палате лордов лидер оппозиции лорд Стэнли внёс запрос в адрес правительства и резолюцию осуждения. Он заявил, что испытал стыд, знакомясь с этим делом; имущественные проблемы еврейского ростовщика поставили под угрозу дипломатические отношения с европейскими державами. Палата лордов приняла резолюцию Стэнли, которую Палмерстон охарактеризовал как «глупую и раздражительную». Однако вот в палате общин дебаты пошли по другому руслу. Радикал Робак назвал Грецию вассалом России и приветствовал действия министра, направленные на защиту прав человека, против деспотии и произвола. У. Осборн продолжил мысль Робака, заявив, что Греция — марионетка в руках России, вообще было ошибкой её создание как независимого государства. Другие ораторы выступили в том же ключе. 25 июля выступил сам министр. Эта речь самая знаменитая. Она длилась пять часов и палата выслушала её на одном дыхании, хотя обычно лорд Палмерстон красноречием не блистал. В первой части он обвинил греческое правительство в покровительстве низменным страстям толпы. Он назвал Грецию очагом смут на Балканах и осложнений в Европе… Далее он перешёл к необходимости защиты британских граждан. Он отметил, что в древности стоило человеку только сказать «Civis Romanus sum» (я — римский гражданин), как он мог рассчитывать на всю мощь Рима. Теперь же, продолжил благородный лорд, все должны знать, что любой британский подданный может рассчитывать на помощь всей страны, «на бдительное око и крепкую руку Англии» в борьбе с несправедливостью и произволом, где бы он не находился. Далее он воспел хвалу Британии как оплоту мира и палладиуму свобод. Он заявил, что в то время как многие страны испытывают страшные потрясения и даже ужасы гражданской войны, «эта страна представляет зрелище, делающее честь народу Англии и вызывающее восхищение всего человечества»[127]. Эта высокопарная речь вызвала бурю восторгов и среди палаты общин, и среди рядовых обывателей. Поклонники в складчину купили портрет Палмерстона и подарили его жене.