Поэтому неудивительно, что публичные обсуждения книг стали одним из способов поощрения общественной дискуссии, которая строится вокруг текстов, провоцирующих людей на эмоциональный отклик. Идея о том, что создание книжных клубов и групп содействует демократии, имеет давнюю историю. В каком-то смысле эта практика восходит к Древним Афинам, где трагедии обсуждались и оценивались аудиторией. Но в конце концов трагедии публиковались и в такой форме обсуждались еще раз. В «Лягушках» Аристофана есть персонаж, который повсюду носит с собой эти тексты, и, хотя ситуация комична, аудитория должна найти эту привычку знакомой, чтобы понять ее. Современные демократии, к своему стыду, до относительно недавнего времени редко имели такой высокий уровень грамотности, как в Древних Афинах. Однако Веймарская республика организовывала книжные кружки для рабочих как способ развития гражданской дискуссии[447]
.В Соединенных Штатах книжные клубы преимущественно организовывались в городах. Первопроходцем в этой области стал Чикаго, где по инициативе мэра Ричарда М. Дэйли была запущена крайне успешная программа «Одна книга, один Чикаго», которая отметила свою десятую годовщину в 2011 году. Программа, которая проводилась на базе Публичной библиотеки Чикаго, поощряла горожан читать книги вместе (ежегодно выбираются две книги) и участвовать в обсуждениях этой книги в кружках по всему городу. Лекции, посвященные книге и, если это возможно, выступление самого автора также занимают важное место и совершенно бесплатны. Среди выбранных книг были «Убить пересмешника» Харпер Ли, «Ночь» Эли Визель, «Изюминка на солнце» Лоррейн Хэнсберри, «Один день Ивана Денисовича» Александра Солженицына, «Иди, вещай с горы» Джеймса Болдуина, «Суровое испытание» Артура Миллера, «Дом на Манго-стрит» Сандры Сиснерос, «План Чикаго: Дэниел Бернем и перестройка американского города» Карла Смита, «Жалость» Тони Моррисон. Очевидно, что выбор книг продолжает возвращать читателей к сложным вопросам, с которыми сталкивается город, в том числе – вопросам расы, этнической принадлежности и городского планирования.
Что могут сделать книжные клубы, чего не могут городские парки и памятники, так это способствовать активному участию каждого человека в активной критической культуре. Выбранные для этой программы книги не похожи на работы по политической философии: они способствуют эмоциональному вовлечению читателей и поощряют диалог, который вырастает из этих эмоциональных переживаний и учитывает их. Одним из преимуществ чтения является своего рода близость к жизни людей разных групп или классов, чего было бы трудно достичь только данными социальных наук, учитывая существующие различия. Благодаря отождествлению себя с другими людьми через литературные образы, читатели могут оценить человеческие издержки, связанные с существующими политическими системами и распределением.
Как показывает опыт Чикаго, неограниченное количество книг может способствовать хорошей гражданской дискуссии (а также развить любовь к чтению – такова заявленная цель программы). Чтобы показать, как открытая дискуссия может вызывать сильные эмоции и способствовать продуктивным размышлениям о текущих проблемах, я выбрала две работы, которые я использовала в преподавании, одну из Соединенных Штатов, а другую – из Индии.
«Сына Америки» Ричарда Райта (1940) нет в списке чтения Чикаго, хотя его следовало бы туда включить, поскольку этот роман посвящен неприятной эпохе в истории Чикаго и поднимает проблемы, о которых говорить трудно, но тем не менее – необходимо. Только в 1993 году роман был опубликован без цензуры: сцена, изображающая двух темнокожих подростков, мастурбирующих в кинотеатре на образ гламурной белой актрисы, была сочтена слишком скандальной издательством Book-of-the-Month Club, напечатавшим этот роман впервые. Это тяжелая книга, потому что она намеренно отбивает всякое сочувствие. Ее главный герой враждебен, зол и страшен таким образом, говорит Райт, чтобы отбить поверхностное сочувствие – сочувствие, которое предполагает, что разум человека, пережившего ужасные лишения и расизм, будет легко понятен белому читателю. Как и у Филоктета, у Биггера Томаса была суровая жизнь, полная лишений и стигматизации.