Политические эмоции. Почему любовь важна для справедливости

В начале романа читатель попадает в убогую однокомнатную квартиру, где Биггер Томас живет со своими матерью, сестрой и братом. «Электрическая лампочка осветила комнату и посреди комнаты молодого негра, который стоял между двумя железными кроватями»[448]. Биггер уже в тюрьме. Подобно крысе, которую он вскоре убивает, он оказывается в ловушке беспомощности. Читатель видит, что значит пытаться сохранить самоуважение и порядок, когда у вас нет личного пространства, чтобы переодеться, когда ваш жалкий «заговор против стыда» – попытка сохранить достоинство, когда четыре человека должны одеваться и раздеваться, не имея личного пространства – может быть прерван в любое время крысой, бегущей по полу. Читатель замечает, как крыса, загнанная в угол, злобно наносит ответный удар, и тут они понимают, каково будет отношение Биггера к окружающему миру. Каждое мгновение его надежды и страхи, его сексуальные желания и его самоощущение обусловлены и ограничены нищетой, в которой он живет.

Не только нищетой, но и ненавистью и отвращением. Биггер осознает себя через уничижающие образы, в которых его изображает белый мир. Он видит себя никчемным, потому что именно таким его считает белый мир. И все же он знает, что он не никчемный, поэтому ненавидит их уничижение. Также он ненавидит их сострадание, основанное на банальном допущении, что все мы братья, хоть у нас и разного цвета кожа. Вместе со студенткой Чикагского университета Мэри Долтон и ее парнем Джаном они направляются в закусочную темнокожих, которую хотела посетить Мэри. Выезжая на Индиана-авеню, они проезжают мимо многоквартирных домов, в одном из которых живет Биггер.

Знаете, Биггер, мне так давно хотелось побывать в этих домах, сказала она, указывая на высокие темные корпуса, тянувшиеся по обеим сторонам улицы, – хотелось увидеть, как живут ваши. Вы меня понимаете? Я была в Англии, во Франции, в Мексике, а как живут люди в десяти кварталах от меня, я не знаю. Мы вообще так мало знаем друг о друге. Мне хочется увидеть. Мне хочется познакомиться с этими людьми. Я ни разу не была в доме у негров. Ведь они должны жить так же, как и мы живем. Ведь они люди… Их двенадцать миллионов… Они живут здесь же, в нашей стране… В одном городе с нами… – Голос ее замер.

Наступило молчание. Машина мчалась по Черному поясу, мимо высоких корпусов, вмещавших черную жизнь. Биггер знал, что Джан и Мэри думают о том, как он живет, как живет его народ. Вдруг ему захотелось схватить какой-нибудь тяжелый предмет, встать, очутиться в воздухе, над несущейся машиной, и, размахнувшись изо всех сил, одним ударом сокрушить все – машину, и их, и себя самого.

Читатели не могут следить за сюжетом романа, не пытаясь в какой-то степени увидеть мир глазами Биггера. И когда им это удается, они видят, что представление Мэри о том, что значит знать и понимать, слишком просто. Обстоятельства формируют психику. Биггер не живет «так же, как и мы живем», и поэтому он не просто обычный человек, такой же, как все остальные. Расизм сделал его другим. Однако за поверхностным сочувствием, которое выражает Мэри, кроется возможность более глубокого сочувствия, которое говорит: «Это человеческое существо, обладающее всем необходимым для продуктивной жизни. Посмотрите, как не только его поступки, но и его эмоциональные и интеллектуальные способности были искажены расовой ненавистью и ее институциональным выражением». Непохожесть, которая мешает легкому отождествлению читателя с персонажем, становится объектом беспокойства. После чего читатели испытывают еще больший спектр эмоций – более глубокое сочувствие к тяжелому положению Биггера, принципиальный гнев в отношении расизма американского общества – возможно, небольшую надежду на то, что все может измениться.