Политические эмоции. Почему любовь важна для справедливости

Что бы обсуждали книжные клубы Чикаго, читая этот роман во время президентства Обамы? Первым в списке, несомненно, будет вопрос о том, продвинулось ли наше общество, и если да, то как далеко. Означают ли избрание Обамы президентом и, на более локальном уровне, избрание в 2011 году Рама Эмануэля (еврея) мэром Чикаго преимущественно афроамериканскими и латиноамериканскими, а также «белыми» районами, что мы вступаем в эпоху пострасовой политики? Что мешает сделать этот вывод? Что происходит в самом сердце городских трущоб и сколько молодых жизней все еще остаются в лучшем случае не взращенными, а в худшем – зараженными «ненавистью других»? Достаточно ли система уголовного правосудия заботится о меньшинствах и бедных? Какие реформы следует рассмотреть? Остается ли жертва, если она бедная, темнокожая женщина, все еще без внимания? Какую роль играют такие владельцы жилья в трущобах, как мистер Долтон, в увековечении расовой стигматизации? И как раса связана с классом? Некоторые читатели наверняка скажут, что расизм вторичен, а классовое деление действительно важно.

Нам также нужно поговорить об «университете на Мидуэе», который упоминается в романе. Чикагский университет, несомненно, улучшил свои отношения с живущими поблизости людьми со времен Райта, как будет показано в десятой главе, и сейчас это гораздо более многонациональное место, чем было раньше. Но достаточно ли этого? Действительно ли в этом проявляется достаточная забота о сообществе? Достаточно ли этой заботы в самом университете, чтобы покончить с долгим наследием расовой сегрегации? Какие меры необходимо предпринять, чтобы покончить с этим наследием?

Что мы думаем, например, о позитивной дискриминации? Каких целей она достигает и чем мы при этом рискуем? И на какие уступки мы готовы пойти ради нее? Эти проблемы не являются вопросами далекой истории. Обсуждение этих вопросов сопровождается болью, иногда гневом и риском отчуждения.

Некоторые обсуждения книг были бы сосредоточены на описании эмоций и их социальном формировании, и в этом случае обсуждение могло бы выйти далеко за пределы книги, так как читатели стали бы размышлять об отвращении, стыде, стигматизации, эмоциях женщин, геев, лесбиянок и других уязвимых групп. И в какой-то момент нам пришлось бы решать самую сложную проблему из всех: что это значит – понимать другого человека. Это могло бы привести к обсуждению взаимосвязи между политикой, основанной на групповой идентичности, и политикой, основанной на достоинстве и обособленности личности.

Было бы не лишним пойти дальше, исследуя более широкие отношения между эстетическим и политическим, размышляя о том, что заставляет злободневное произведение пережить свое время, какой уровень психологической глубины или человеческой проницательности.

На сегодняшний день уровень грамотности в Индии недостаточен, чтобы иметь программу публичных книжных клубов, как в Чикаго: такая программа способствовала бы классовому разделению, а не инклюзии. Фильмы стали бы более подходящим выбором для местных дискуссионных групп. И многие группы уже способствуют публичным дискуссиям с помощью музыки и танцев, как это делал Тагор и как это делают бенгальские баулы сегодня. Однако для более узкой аудитории из среднего класса современная индийская литература предлагает множество ценных текстов для публичного обсуждения. Работы таких авторов, как Махасвета Деви, Арундати Рой, Рохинтон Мистри и многие другие, которые писали как на английском, так и на местных языках, способствовали бы обсуждению вопросов касты, класса и пола – я думаю примерно так же, как я описала возможный эффект от прочтения романа Райта в Чикаго, – порождая аналогичное расширение сочувствия и эмоционально насыщенное понимание некоторых основных политических принципов нации. Очень короткий рассказ «Гирибала» Махасветы Деви[449], в котором описываются ежедневные несчастья, с которыми сталкивается очень бедная женщина, мог бы порождать такой же эффект, как иные трагические повествования в других культурах и других эпохах (например, рассказ довольно близок к «Троянкам» Еврипида). Он подходит для проведения публичной дискуссии о свободе воли и уязвимости женщин и, что особенно важно, о том, какие трагедии действительно являются частью человеческой «участи», а какие возникают в результате искаженных социальных установок, которые можно изменить[450].