Политические эмоции. Почему любовь важна для справедливости

«Он стоял и думал о том, что никогда не сумеет рассказать, почему он убил. Не оттого даже, что ему этого не хочется, а оттого, что тогда понадобилось бы рассказать всю свою жизнь». Биггер совершает два преступления. Одно из них – случайное убийство Мэри Долтон, что в худшем случае можно квалифицировать как убийство по неосторожности. Убийство его возлюбленной Бесси, однако, является спланированным умышленным убийством. (Ирония романа в том, что читатели обычно реагируют точно так же, как белое общество в романе: они напрочь забывают о Бесси и считают Биггера отвратительным монстром именно за убийство Мэри. Киноверсии романа также фокусируются на линии Мэри, игнорируя Бэсси.) Роман – это «объяснение», которое Биггер никогда не сможет дать в суде, потому что система уголовного правосудия, как и весь окружающий его белый мир, не может увидеть в нем личность. Действительно, подробное «объяснение» личной жизни Биггера в романе подразумевает тип мышления, который, кажется, чужд миру, изображенному в книге.

Отрицание индивидуальности симметрично: по обе стороны расистский гнев затмил личное своеобразие. Для Биггера белые люди – это «глыба ненависти». Мысль о том, что отдельные личности находятся по другую сторону расовой линии, настолько ужасна, что он не может этого вынести. Роман хорошо известен речами адвоката Биггера, который вслед за Францем Фаноном рассматривает насилие как неизбежный ответ на угнетение Биггера и даже как ценное самоутверждение. Но роман не заканчивается на этой ноте. Нам показывают, что адвокат так же слеп к личности Биггера, как и другие белые персонажи. Вместо этого конец романа намекает на возможность дружеских отношений. Во время своего долгого заключения Биггер – пораженный мужеством и порядочностью Джана, молодого коммуниста, у которого есть все основания ненавидеть его (он был женихом Мэри), но который, похоже, единственный относится к Биггеру как к автономной личности – начинает думать так, как читателей романа поощряли думать с самого начала. То есть он начинает думать о человеческих целях и способностях, которые существуют по обе стороны расовой линии, хотя они столь по-разному сформированы социальными институтами. Наконец, Биггер на секунду смог увидеть индивидуальность на другой стороне:

Его вдруг смутила мысль: может ли быть, что, в конце концов, у всех людей на свете чувства схожи? Может ли быть, что в каждом из тех, что ненавидят его, есть то же самое, что Макс разглядел в нем; то, что побудило Макса задавать ему все эти вопросы? А какие у Макса причины помогать ему? Зачем Максу подставлять себя под напор всей этой белой ненависти ради него? Впервые в жизни он почувствовал себя на каком-то высоком островке чувств, с которого можно было смотреть вдаль и угадывать контур неведомых ему человеческих отношений. Что, если эта огромная белая глыба ненависти и не глыба вовсе, а живые люди: люди такие же, как он сам, как Джан, тогда, значит, перед ним открываются вершины надежды, о которых он не мог и мечтать, и бездна отчаяния, которой он не в силах измерить… Он вскочил и, стоя посреди камеры, попытался со стороны увидеть себя в своем отношении к другим людям, на что он никогда не отважился бы раньше, потому что слишком страшна была неотвязчивая мысль о ненависти людей.

Вывод романа, похоже, выходит за рамки классовой политики марксизма, предполагая, что даже эта политическая позиция, рассматривающая людей в качестве категорий, является артефактом угнетения. Если бы линия была действительно стерта, то на ее месте могла быть дружба. Последние слова Биггера таковы: «Передайте Джану привет… Прощайте!»