Философ М.Б. Митин поставил перед генетиками действительно серьезную и интересную проблему, указав на реальное противоречие в их теоретических построениях. Постулируемый вами белковый ген не может быть устойчивым. Но ведь гены и по теоретическим соображениям должны быть устойчивыми и по факту являются таковыми. Значит, если белки не годятся в качестве материальной основы генов, то надо подумать, какие устойчивые соединения, находимые во всех организмах, могут выполнять функцию генов. А для этого надо было генетикам собраться после дискуссии и обсудить поставленные ею научные вопросы. Можно было бы заинтересовать проблемой устойчивости генов и химиков, и физиков. Они бы не отказали в помощи и, я уверен, что гипотеза о белковой природе генов была бы пересмотрена еще до войны. А это бы означало реальный прорыв наших ученых в деле изучения наследственности. К этому собственно и призывал в своем заключительном выступлении
М.Б. Митин (с. 169), которого, к сожалению, генетики не услышали: «Нам пора, наконец, развить нашу советскую генетическую науку до такой степени, чтобы она возвышалась над уровнем науки западноевропейских стран и США, так же высоко, как возвышается наш передовой социалистический строй над странами капитализма».
Генетики, к сожалению, хотели услышать другое - осуждение Лысенко. Дискуссия инициировалась генетиками с целью дать бой воинствующему невежеству, исходящему от Лысенко и его сторонников. Ее результаты для генетиков были неутешительными. Им не удалось убедить политиков в своей правоте и «победить» безграмотного Лысенко, которого поддержали такие же безграмотные, как им казалось, философы.[42]
Скорее всего обиды на вмешательство в их дела людей со стороны и на явную поддержку Лысенко не позволили генетикам трезво оценить поставленные во время дискуссии вопросы. Ученые пошли по заведомо ложному пути, ища выходы наверх в надежде заручиться поддержкой влиятельных партийных функционеров в своей борьбе теперь уже не только против Лысенко, но и против второго академика Митина.Еще один важный вопрос, поставленный академиком М.Б. Митиным, касался понятий генотипа и фенотипа. Вот что он сказал конкретно (с. 170): «... возьмем, напр., вопрос о генотипе и фенотипе. Безусловно эти понятия имеют серьезное научное значение. Надо различать наследственную, генетическую основу организма и ее внешнее выражение. Диалектика учит ведь различать сущность и ее проявление... Но между этими двумя понятиями формальные генетики вбили метафизический клин, создав китайскую стену, разграничив эти понятия настолько, что между ними нет уже сейчас ничего общего. Фенотип развивается по своим законам, генотип развивается по своим законам, они имеют каждый свою собственную историю, в процессе развития между ними нет взаимного влияния и перехода... для практики такая постановка вопросов означает теорию предела для возможностей нашего изменения природы. Практически это предельческие теории, которые надо выкорчевать до конца» (выделено в оригинале).
М.Б. Митин обращает внимание генетиков на отсутствие обратной связи между управляющим генотипом и управляемым фенотипом. Ему как философу-диалектику с этим трудно согласиться. Даже если бы такой связи не существовало исходно, на самых ранних этапах эволюции живого, она должна была возникнуть с усложнением организмов, по крайней мере у многоклеточных. Но главная обеспокоенность положением дел в генетике была связана не с этими недоработками в теоретических построениях. Позиция генетиков о невозможности направленно изменять наследственность напрямую вступала в конфликт с предвоенной политикой Партии по ускоренному решению проблемы продовольственной безопасности страны, она мешала усилиям государства мобилизовать трудящихся, включая и научные кадры, на выполнение грандиозной программы по коренному преобразованию страны. Поэтому М.Б. Митину приходится произносить столь жесткие слова предупреждения в адрес генетиков, что их чисто натурфилософскую на тот момент позицию, коль скоро она направлена на срыв мобилизационной политики Партии, надо выкорчевать до конца.
М.Б. Митин (с. 170) приводит выдержку из Курса генетики Синнота и Денна (1934, с. 50): «Из приведенных нами опытов и наблюдений ясно, что такие соматические признаки, как болезни, увечья, влияния ядов, плохого питания, изменений пищи, света и температуры, а также изменения, вызываемые употреблением и неупотреблением органов или обучением, должны быть отнесены к числу несомненно ненаследственных признаков».