Политические мифы о советских биологах. О.Б. Лепешинская, Г.М. Бошьян, конформисты, ламаркисты и другие.

А как сам С. Э. Шноль отвечает на поставленный им вопрос. Его мнение о негативной роли партийно-государственного давления мы уже приводили. В развернутом виде он дает следующий ответ (с. 12): «Велик и ярок творческий потенциал многих жителей моей страны. Но десятилетия и столетия очень – очень немногим удавалось реализовать свой потенциал. В результате великая страна теряет свое место в мире. А при всем этом многие жители России стали знаменитыми после эмиграции в другие страны. Достаточно назвать Ипатьева, Сикорского, Леонтьева, Добржанского, Гамова, Ваксмана. Меня волнует это. Я хочу, чтобы российские имена звучали не только после эмиграции в другие страны. Я пытаюсь найти всему сказанному объяснение. Оно, это объяснение – в истории страны» (выделено нами). И это все. Правда, во Введении, следующем после Предисловия, С. Э. Шноль начинает с утверждения, что вся история России (включая историю СССР) была историей тоталитарных режимов. Можно предположить, что отсутствие наших имен в перечнях открытий и научных сенсаций является следствием практикуемой в тоталитарных режимах политики подавления свободы. И примеры шести наших соотечественников, добившихся на свободном западе больших успехов на научном поприще, как бы подтверждают это заключение. В СССР истинному ученому было трудно пробиться. Как результат, процветали псевдоученые и научные шарлатаны.

На самом деле неверна исходная посылка – что будто бы в СССР и в России «немногим удавалось реализовать свой научный потенциал». По своему экономическому потенциалу СССР вышел после войны на второе место после США. Следовательно, по крайней мере на ключевых направлениях научного поиска мы не должны были отставать от США. Безусловно могли быть случаи, когда из-за трагического стечения обстоятельств тем или иным ученым не удавалось реализовать свой научный потенциал. Но в целом наука в нашей стране развивалась. И я, проработавший в качестве советского ученого двадцать лет, могу твердо утверждать, что в избранной мной области мы нисколько не отставали от запада, а по части новых идей были, возможно, вне конкуренции. Если, конечно, рассматривать все многоцветие нашей науки, а не только ведущие в данный исторический отрезок времени направления.

Что касается генетики, то с самого своего возникновения она взяла курс на подавление всех других подходов к пониманию явления наследственности. И это не проходит бесследно. Вот строки из письма Н. К. Кольцова к президенту ВАСХНИЛ А. И. Муралову. «Нам – говорил Н. К. Кольцов – и сейчас стыдно за то, что мы ничего не можем сделать против тех антинаучных тенденций, которые считаем вредными для страны…потому-то я не хочу и не могу молчать…». Н. К. Кольцов и, видимо, другие генетики считали ламаркистские воззрения Т. Д. Лысенко вредными для страны. Здесь напрашивается два вопроса. Почему чьи-то воззрения, даже если они ошибочные являются вредными для страны? И почему о научных разногласиях надо писать А. И. Муралову и в партийные инстанции? Уже-ли партийно-государственные инстанции решат за ученых, кто прав их научных спорах. Безусловно не решат. Значит, расчет делается на то, что эти инстанции поверят одной из конфликтующих сторон и волевым решением запретят «антинаучные тенденции», вредные для страны по уверению какой-то группы ученых.

Когда С. Э. Шноль (2010, с. 165), приводя эти слова Н. К. Кольцова в письме А. И. Муралову, называет их замечательными, то у него нет ни малейшей тени сомнений в том, что ученый может ошибаться. И даже если бы Н. К. Кольцов был прав в части научной, остается политический аспект проблемы, который в таких деликатных делах, как взаимоотношения с другими учеными, неминуемо возникнет. Зачем со своей критикой, пусть и верной, выступать в области знания, в которой ни ты, ни твои коллеги не работают и не собираются работать. Зачем нести смуту в чужое дело, прикрываясь заботой о стране. Селекционеры сами между собой разберутся, так ли они работают или надо строить работу по-новому. Тем более, что их деятельность не является отвлеченной, но жестко нацелена на конкретный практический результат – получение более урожайных и более зимостойких сортов.

Причины неэффективности науки не в кознях конкретно Т. Д. Лысенко, но в попытках отдельных групп ученых стреножить научную мысль, присвоив себе монопольное право говорить от имени науки, кто в ней прав, а кто не прав. Добиться для себя такого права судить других, можно, лишь получив поддержку властей (административный ресурс). Поэтому они и писали письма в партийные инстанции против других ученых, которые не разделяли их взглядов. Эта борьба, особенно если она умело разжигается верхами, отнимает у ученых не только время и силы, но и лишает их разума.