Политический дневник

В Литве и Лемберге были провозглашены «правительства»[926]. Я даю через ОКВ распоряжение о вывозе [в Рейх] этих поспешивших деятелей, которые, очевидно, не хотели «опоздать». Они пытаются сейчас всеми силами создать новую «независимость» на пролитой н[емецкой] крови. Для балт[ийских] стран вопрос о независимости вообще больше не стоит. Тамошний простой народ понимает это инстинктивно, но город[ская] интеллигенция страдает манией величия. Проф[ессор] Шпор[927] привел прекрасное сравнение: былинки – это не деревья.

От моих представителей при ОКХ и трех группах армий[928] поступают отчеты о настроениях и положении дел (сегодня[929] их вместе, чтобы выработать политические установки, т. к. приказы вермахта частично противоречат нашей воле. Так, некоторые чересчур ретивые [военные] уже задействовали своих армейских священников для освящения церквей. Здесь должен выйти приказ, что это осуществлено без нашего официального одобрения, а въезд миссионерам всех конфессий должен быть запрещен. Ватикан ведет тщательную подготовку своей «миссии», хочет пожать плоды нашей борьбы. Это я сумею предотвратить. Как можно слышать из Африки, итальянцы разбегаются во время английских воздушных налетов, но они молятся. Русские сражаются и умирают без того, чтобы молиться. Большевизм озверил, отупил людей на Востоке, и поэтому их подход не сравним с подходом обладающих чувством собственного достоинства европейцев. И несмотря на это: христианство уже не в состоянии дать утешение хоть какой – то общности, максимум отдельным лицам.

Лозе, новый р[ейхс]к[омиссар] в Остланде, докладывает о с[воих] впечатлениях. На заседании с соотв[етствующими] статс – секретарями я утвердил валютную политику в р[ейхс]к[омиссариате] Остланд.

Зеехоф, 1.9.[19]41

Воспаление надкостницы, снова приковавшее меня к постели, дает немного времени, чтобы запечатлеть события последних недель – они были заполнены обустройством моего министерства: проверка сотрудников, создание штабов для [рейхс]комиссаров, совещания с Лозе о политике в Остланде, ознакомление с первыми сообщениями о ситуации там, подготовка для Украины, инструкции Коху, стычки в связи с посягательствами Гиммлера (который любыми средствами пытается утолить присущую ему жажду власти, пусть закулисной), переговоры о компромиссе с Герингом (понимание необходимости, коего у него не присутствует). К этому целый ряд распоряжений. Некоторые трудности, т. к. сообщение о м[оем] назначении должно быть опубликовано лишь по завершении известных военных операций, но р[ейхс]комиссары должны действовать в соответствии с определенными установками. Их также нужно опубликовать, но при этом без упоминания моего имени[930].

Следующая важная, еще совершенно нерешенная проблема – будущее Украины. Фюрер придерживается мнения, что если такой большой народ постоянно позволяет себя угнетать, то он не настолько ценен, чтобы быть признанным другими народами самостоятельным. Вывод: с ними следует обращаться так же, как и с русскими. Эта многократно высказанная точка зрения весьма отлична от отстаиваемой мной и от принятой фюрером ранее. Симпатия к Антонеску и признательность за его помощь, предоставленную безо всяких отговорок, оказали, похоже, немалое воздействие и изменили мнение фюрера. Румыны видят в своих украинских соседях врагов. То есть они хотят, как открыто заявил нам брат А[нтонеску][931], вести борьбу против славян как единого целого[932].

Но румынское решение вовсе не должно стать тем нашим решением, на основании которого мы должны подходить к общей проблеме и выступать за естественное разделение территорий и народов. Т. е. за признание украинских антимосковитских идей и тем самым за привлечение добровольных помощников при освоении украинской территории. – Предпосылка, однако, после принятия Галиции в состав генерал – губернаторства – никакого полного расчленения укр[аинской] территории. Я направил фюреру докладную записку с протестом против присоединения Одессы к Румынии. Все одобрили эту точку зрения. Геринг говорит, что он на этот раз чуть язык себе не сломал. По желанию Антонеску фюрер был готов отдать Одессу, т. е. землю между Днестром и Бугом, Румынии. Сейчас А[нтонеску] сам отказался от Одессы. Он сообщил М[инистерству] и[ностранных] д[ел], что не страдает манией величия: Румыния не может получить такой большой порт. Это разумное заявление было официально передано фюреру. Но румынские войска окружили Одессу и проливают немало крови в этих боях. А[нтонеску] выставляет 15 дивизий. Аппетит приходит во время еды. То есть опасность не миновала. Если после решения [в пользу Румынии] встанет крымский вопрос (что само собой разумеется), то у Крыма[933] не окажется большого порта для огромных территорий, лежащих вдали от моря, и проведение продуктивной политики в будущем становится почти иллюзорным – вопреки всем расширениям на Восток.