Политический дневник

10.5. в Мариенбурге под Вюрцбургом собрание моих представителей в гау и ответственных за обучение по отдельным [административным] структурам. Обнародование общих для всего рейхатем [обучения]. Текст одного моего обращения через радио и прессу. Потом я впервые говорил перед представителями партии о моих усилиях добиться немецко – англ[ийского] взаимопонимания. Хорошо, что я затронул эту тему, так как мои короткие заметки сгорели. – Конференция весьма удалась благодаря содержательным докладам. Потом в Линц. Доклад на внутренних курсах на тему «Правильно ли мы смотрели на большевизм?» – Откр[ытое] собрание о «социальной справедливости». Потом кор[откая] поездка в гау. В Эфердинг[1132], туда, где ночевала Кримхильда по дороге к Этцелю[1133]. Туда, где Стефан Фадингер[1134] с 3000 крестьян был разбит фон Паппенгеймом и погиб. Писатель Итцингер[1135], захваченный этой историей, описал нам ход крестьянской войны на том месте, где памятные плиты напоминают об участи крестьян. Потом к крупной усадьбе Фиркант, в которой Паппенгейм предположительно написал победную реляцию. Разговор со старыми нацистами, рассказавшими истории времен их борьбы. Как – то в Вёллерсдорфе они позвали священника. Тот пришел, надув щеки в надежде встретить кающихся грешников. Но тогда 80 человек объяснили, что позвали его с целью сообщить о своем выходе из церкви. Чтобы он имел в виду. – Бургомистр Эфердинга: к нему пришла 82–летняя женщина. Она послушала рассказы и решила, что в этакой компании она в лоне церкви оставаться больше не хочет. Бургомистр: но вам же уже больше 80. Ответ: именно, поэтому надо поторапливаться. – Трапеза в духе былого дружелюбия. Постепенно языки развязались, и Итцингер сказал мне: сегодня для Эфердинга величайший визит со времен Кримхильды. Мне показалось, что он был искренен. – Потом еще два разговора: сыновья в вермахте, батраки тоже, зато на одного немца 15 иностранных рабочих.

Вечером в Мондзее. На следующий день в замке Когль[1136], где сейчас временно размещается мой штаб «Изобразительное искусство». Осмотр большой картотеки конфиск[ованных] во Франции евр[ейских] предметов искусства. На следующий день Берлин. Ночевка в спецпоезде. Тревога. Под дождем, под выстрелы зениток и рычание моторов поиск убежища. Когда мы прибыли, налет почти закончился. И здесь всё – вопрос везения.

Несколько дней работы в министерстве, потом в Северную Вестфалию. Так упоительно видеть твердых, непоколебимых вестфальцев. При поездке по Вестфалии всегда теплеет на сердце: спрятанные фахверковые домишки, перед ними древние каштаны, дубы или буки. Ухоженные поля, белобрысые дети. Школа Г[итлер]ю[генда] в старом замке. Чистая, хорошая деревянная постройка, бравые парни. Старого школьного ослика торжественно окрестили в пруду Клеменсом Августом, на что его тезка – мюнстерский епископ – церемонно подал официальный протест. Старый ослик, которого провели перед нами, был столь же строптив, как – если верить рассказам – и в молодости.

Доклад в красиво расположенном замке Люббеке (о крестьянстве и крупной промышленности, подготовка к будущей полемике. Н[ационал] – с[оциалисты] на стороне крестьян). Посещение шорника позволило прикоснуться к чудесным вестфальским крестьянским традициям и навыкам. В народных обычаях отражается прекрасная старая любовь к лошадям: после смерти крестьянина за гробом следует оседланный конь, которому разрешено во время проповеди у могилы Видукинда заглядывать в церковь.