Политический дневник

Затем я докладываю об Англии: о последней поездке Обермюллера в сопровождении двух представителей нашего Министерства авиации, посещение завода в Бристоле, визит к лорду Лондондерри и маршалу авиации Митчеллу. Последний показал О[бермюллеру] – первому немцу вообще – все устройство английской авиации. Переписка по этому поводу ведется через В[нешне]п[олитическое] в[едомство].

Далее: Ропп вернулся из Лондона. Он встречался с герцогом Кентским[264]. Вот кто был тот таинственный «советник короля». Он был представлен на балу, затем частная беседа до 3 утра. Сын короля повторил недовольство Е[го] В[еличества] сообщениями англ[ийской] прессы о Г[ермании]. С тем, что Германия вооружается, здесь примирились, важнее иметь точное представление о менталитете руководящих персон. Агрессивны ли они или хотят идти естественным политическим путем? Каков Гитлер? Гесс? Розенберг? В ответ Ропп поделился своим многолетним опытом. Я доложил об этом фюреру.

Долгая беседа с сэром Канингхэмом[265], посвященная тем же проблемам. Он пишет отчет Саймону[266] и как гость на свадьбе герцога Кентского сделает доклад корол[евской] семье.

Хотим сейчас пригласить Ллойд – Джорджа, предпринимаются шаги в частном порядке[267].

6.2.[1935]

Лекка телеграфирует из Бухареста: все в порядке. Прибывает завтра, так что вскоре еду с визитом к королю Каролю.

Сегодня вечером доклад о «Первом немецком рейхе» для 5 миллионов молодых слушателей по всем радиопрограммам.

В воскресенье я был в Дюссельдорфе: «День техники». Впервые полемизировал с дурацкими «Исследованиями», направленными против моей книги. Когда обербургомистр приветствовал меня словами: «Само имя Р[озенберга] – это программа», раздались бурные аплодисменты. Наше дело пробьет себе дорогу.

11.2.[1935]

В воскресенье снова был у фюрера и передал ему служебную записку о настроениях в Англии (смотри записку[268]). Фюрер снова был полон энергии и подробно рассказал, что он сообщил Франсуа – Понсе и Фиппсу насчет лондонского коммюнике[269]. Германия отказалась от наступления на Эльзас – Лотар[ингию], это по-прежнему демилитаризованная зона, так за что ей сейчас проливать кровь на польско – русс[кой] границе! Он и не думает об этом! Если уж проливать немецкую кровь, то в ином месте.

Кроме того, с нами сейчас говорят с куда большим уважением. Геринг сказал английскому маршалу авиации: наш самолетный парк невелик, но хорош. За каждую бомбу, сброшенную на Г[ерманию], мы можем ответить своей бомбой над чужой территорией.

И еще: наш новый пулемет[270] – чудо техники. Тяжелая артиллерия – превосходит таковую у других! Я сказал фюреру, что Г[ермания] никогда не забудет того, что он сделал.

24.2.[1935]

Сегодня партия празднует 15–летний юбилей провозглашения [своей] программы[271]. После торгового праздника в Галле и праздника Шопена в Дрездене я вернулся несколько разбитым и с распухшей десной. Поэтому я не показываюсь на празднике. Но память о 24.2.1920 жива во мне как никогда – ведь лишь сейчас тот факт, что старая система была разрушена и на месте полностью разоруженной страны в течение двух лет возникла империя, которую уважают, страна, которую никто не посмеет тронуть, не подвергая себя большому риску, воспринимается как чудо. Это показал нам съезд гауляйтеров, на котором Мильх во всех подробностях говорил о юной немецкой авиации, а Геринг с законной гордостью заключил, что, если не считать России (положение в которой не вполне просматриваемо), Германия будет к осени иметь сильнейшую авиацию мира. В этот день мы впервые ощутили реальность немецкого возрождения и начало государственного восстановления немецкой чести.

Похоже, что мировоззренческая борьба принимает все более острые формы. Тошнотворный кардинал Фаульхабер[272], выступая в Мюнхене, помимо прочего плюнул ядом в мою книгу. Так как нападать на фюрера пока еще не отваживаются, то хотят опозорить его самого опасного сотрудника. Ответ не заставит себя ждать. По новым законам[273] я вообще – то могу подать на него в суд и посадить в тюрьму, но так как Фаульхабер все же человек немалого калибра, это было бы неуместно с политической точки зрения. Скорее должна быть создана атмосфера, в которой народ, если бы встречал его или ему подобных, обходил бы их стороной.

Но время для этого еще не пришло. Наоборот, дезориентированность нашего «министерства внутренних дел» препятствует любому плану по ограничению влияния Рима. Это внутренняя неуверенность, которой пользуются чиновники старой системы, передается партии и вдохновляет епископов продолжать их саботаж. Так, на последней речи Фаульхабера «случайно» присутствовал «кронпринц» Рупрехт[274]. Несколько человек затем даже прокричало ему ура. Один член «Гитлерюнда» крикнул «Хайль Гитлер» и был избит. Прямо напротив мюнхенского полицайпрезидиума!