Политический порядок в меняющихся обществах

Невыполнение требований и недопущение к участию в работе политической системы может превратить группу в революционную. Но для совершения революции нужна не одна революционная группа. Революция всегда предполагает отчуждение от существующего строя многих групп. Она есть продукт «множественной дисфункции» в обществе⁹. Одна общественная группа может совершить переворот или устроить мятеж, но лишь согласие групп может привести к революции. Понятно, что эта комбинация может принимать форму любой из множества возможных коалиций. Но в любом случае революционный альянс должен иметь в своем составе несколько городских и несколько сельских групп. Оппозиция правительству со стороны городских групп может привести к длительной нестабильности, характерной для преторианского государства. Однако лишь сочетание городской оппозиции с сельской может привести к революции. В 1789 г., замечает Палмер, «крестьяне и буржуа выступали против общего врага, и это и сделало возможной французскую революцию»¹⁰. В более широком смысле именно это делает возможной любую революцию. Выражаясь точнее, вероятность революции в стране, переживающей модернизацию, зависит от: (а) степени, в которой городской средний класс – интеллектуалы, профессионалы, буржуазия – отчужден от существующего строя; (б) степень, в которой крестьянство отчуждено от существующего строя; (в) степень, в которой городской средний класс и крестьянство объединяются не только в борьбе против «общего врага», но и в борьбе за общее дело. Таким делом обычно становится национализм.

Революция, таким образом, маловероятна, если период фрустрации городского среднего класса не совпадает с таким периодом для крестьянства. Можно представить, что одна группа переживает пик отчуждения от политической системы в одно время, а другая – в другое время; в такой ситуации вероятность революции ничтожна. Но в целом более медленный процесс социальных изменений в обществе уменьшает возможность того, что эти две группы будут переживать период отчуждения от существующей системы одновременно. Следовательно, в той мере, в какой социально-экономическая модернизация ускоряется, вероятность революции возрастает. Однако чтобы произошла крупномасштабная революция, необходимо не только отчуждение от существующего строя и городского среднего класса, и крестьянства, но и то, чтобы они имели способность и побуждения если и не сотрудничать, то действовать в одном направлении. Когда такого стимула к совместному действию нет, революции опять-таки можно избежать.

Город и революция

Люмпен-пролетариат

Какие городские группы чаще всего оказываются в числе революционных? Существуют три очевидных ответа: люмпен-пролетариат, промышленные рабочие и образованный средний класс.

На первый взгляд наиболее вероятным источником городского бунта являются, очевидно, трущобы и городские окраины, заселенные переселившейся из деревень беднотой. Во многих латиноамериканских городах в 1960-е гг. от 15 до 30 процентов населения жили в ужасающих условиях, в «фавелах», «ранчо» и «баррьядах». Такие же трущобы складывались в Лагосе, Найроби и других африканских городах. Рост городского населения в большинстве стран очевидным образом опережал рост городской занятости. Уровень безработицы в городах часто достигал 15–20 % от общей численности рабочей силы. Эти социальные условия представляются крайне благоприятными не только для усиления оппозиции, но и для революции, и в 1960-е гг. американские политологи все более озабочены угрозой вспышек беспорядков и насилия в городах многих стран, экономическому и политическому развитию которых США помогают. «Город, – предупреждала леди Джексон, – может представлять такую же смертельную угрозу, как и бомба»¹¹.

И тем не менее поразительным обстоятельством 1960-х гг. остается то, сколь редко городские трущобы и бедные окраины становились средоточием оппозиции или революции. Повсюду в Латинской Америке и в значительной части Азии и Африки размеры трущоб росли, условия жизни в них существенно не улучшались, но при этом, за редкими исключениями, ожидаемых социального насилия, бунтов и восстаний так и не было. Этот разрыв между очевидным социальным и экономическим злом и отсутствием политического протеста против этого зла, действий, направленных на его устранение, был феноменальным для в политической жизни стран, переживающих модернизацию.