Политическое животное

Она приехала часа в четыре ночи – я уже спал. Мы нежно, а после не слишком, любили друг друга, потом танцевали. Она, напившись вина, на вечеринке рома и дома вновь вина, старалась научить меня простому танцу. Играла музыка, я топал по полу, и скоро кто-то из соседей недовольно застучал в стену. Потом она, размахивая пузатым винным бокалом, танцевала на стойке – тогда я взял ее на руки, уложил в постель и выключил свет. Мы еще долго болтали и смеялись, как в летнем лагере, потом я обнял ее, и мы уснули.

Торопиться утром было некуда, но встала она рано – это был режим ее детей-школьников. Я проснулся в одиночестве и расстроился – она куда-то вышла, скорее всего, за фруктами. Яркое солнце пробивалось сквозь жалюзи, стул, на котором я вчера развесил свои вещи, пустовал. Я приподнялся на кровати и задумался, куда она могла их сложить – и это осталось нерешенной загадкой, потому я достал из рюкзака шорты, натянул их и принялся варить кофе. Столь ранний ее выход я объяснил себе телефонным разговором с семьей – при мне таких звонков никогда не было. Как только джезва забурчала пузырьками, в замке повернулся ключ, она вошла – в руках у нее были виноград и груши, а оделась она в мои джинсы и свитер. Я улыбнулся и оглядел ее.

– А я хожу и пахну тобой. – Она сбросила пальто и подошла к зеркалу покрасоваться в моей одежде. Слишком свободные вещи лишь подчеркивали ее фигуру – штаны свободно стекали по бедрам, свитер облегал грудь, а горловина, сползая в сторону, открывала красивую шею. Придерживая волосы рукой, она подобрала их кверху и чуть наклонила голову – ей очень шла такая прическа. Я подошел, обнял ее сзади, в зеркале я увидел зеленые глаза и опустил руки под свитер. Она, опустив ресницы, закинула голову и прижалась к моей груди. Привычным движением, будто на себе, я расстегнул пуговицы, джинсы свободно спустились на пол, я смотрел на нее в зеркале…

Мы обедали азиатской кухней – много риса, сырой рыбы и алкоголя. Она пила ром с колой, а я, быстро прикончив «Секс на пляже», который натолкнул меня на ненужные воспоминания, заказал «Маргариту».

– Ну, свободу Кубе! – Я поднял свой бокал, она с грудным смешком стукнула стеклом о стекло.

– Р-р-р-революционер! – сказала она. Уже в середине дня мы были жутко пьяны, и нам это нравилось.

– Ну, поели, можно поспать? – Спать и в самом деле хотелось очень сильно – вчерашние ночные танцы давали о себе знать.

– Идем гулять и спа-а-ать, – изображая крайнюю степень опьянения, пробормотала она.

Мы вышли из ресторанчика под яркое солнце, как вампиры – хотелось тут же спрятаться в спасительную темень. Она нацепила огромные темные очки, мы шли в обнимку, она практически лежала на мне, озорно стараясь давить на меня все сильнее и сильнее. Было солнечно и морозно; обнаружив, что изо рта идет пар, она старалась дышать на меня, устраивая, как она сказала, «дымовую завесу», а я делал вид, кто кусаю ее за нос.

– Что это? – Она смотрела на палатки, костры. При свете дня все это выглядело очень странно.

– Вот это и есть лагерь, о котором рассказывал…

– Они прямо там и спят? Так холодно же! – Она стала ровно и повернулась ко мне.

– Холодно. Но, значит, так им надо.

– Так не надо! – убежденно сказала она. В такие моменты спорить с ней было бесполезно.

– Пойдем! – Я сильно потянул ее за руку и почти побежал обратно.

– Ну-у-у-у! – возмущенно завопила она.

Я остановился, притянул ее к себе и жадно целовал. Она, повисая на мне, нежно отвечала.

Дома мы не спали, а занимались любовью и опять пили.

– Тебе скоро на вечеринку? – Я уже придумывал, чем бы мне заняться вечером.

– Не хочу, не пойду! – громко закричала она и заколотила мне по животу кулаками. – Я не пойду! Не пойду! Не пойду! Не пойду!

Я подхватил ее на руки, отнес к окну и зачем-то начал трясти. Она, изображая невероятный испуг, выкатила глаза и перестала мотать ногами.

– Знаешь что, хватит дурачиться! Поспали – можно и поесть! Я голоден! – сказал я нравоучительным тоном и опустил ее на пол.

– Договорились! – Она протянула мне ладонь, сжала мою изо всех сил, добавила вторую, и мы завершили наше рукопожатие энергичным сотрясанием рук.

…Мы вновь, прижимаясь друг к другу, шли по улице. Дошли до квартала со старыми храмами, купола которых отсвечивали золотым, а стены были просто побелены. Здесь было тихо, запах благовоний наполнял улицы и никто никуда не торопился. Я обещал показать ей вид на эти места с другой стороны большой балки, о существовании которой не подозревали даже многие коренные жители столицы. После прогулки проголодалась и она, и мы отправились ужинать.

Я смотрел на нее поверх широкого раструба бокала с коктейлем, она отвечала мне выразительным взглядом из-под ресниц. Мы опять были бессовестно пьяны, смеялись и очень громко говорили. Началась новая мелодия, которая сразу захватила наше внимание, и она начала двигать головой в такт. Я, в отличие от нее, плохо понимал этот язык, но припев был простым.

Произнеси эти слова, которые мне ничего не скажут,

Произнеси эти слова, которые скажут мне все, —