Читаем Политическое животное полностью

– Привет? Ну как, всех наняли? – Племянник хлопнул ладонью длинного по руке.

– О, здорово! – Длинный расплылся в улыбке. – Да так… Кого-то наняли, кого-то нет… – Лицо его стало озабоченным.

– Ну а чего ты торчишь здесь? Хочешь этих защищать? Они тебе, кстати, что сказали – что они за президента? – Я махнул головой куда-то в сторону верхних этажей здания администрации города.

– Да они мне вот уже где, – длинный сильно ударил себя ребром ладони по горлу, – но там мои парни. Я не оставлю их. Говорят, у тех бутылки с горючкой…

Тут приуныли и мы. Кроме длинного здесь были и другие приятели, а опыт сожженных администраций других регионов представлялся весьма угрожающим.

– Они уже вышли колонной, их немало, человек пятьсот, и они не с пустыми руками. Вы лучше идите. – В этих словах не было никакой бравады, длинный и в самом деле не хотел, чтоб мы попали под раздачу.

В толпе началось какое-то общее движение: часть людей стремительно отходила от ступеней, другие быстро подтягивались к входу, полицейские сдвигали и пристегивали одну за другой секции турникета.

– Если не выйдете сейчас же, потом уже не получится! – громко сказал длинный.

– Да пойдем погреемся, холодно на улице! – И племянник развернулся и решительно пошел внутрь здания.

– Смотри, в прошлый раз мы выходили отсюда в наручниках! – посмеялся я ему в спину, шагая следом.

Мы сразу уткнулись в баррикады из столов и дверей; нас не хотели пропускать до тех пор, пока длинный не подтвердил, что мы свои, и не выдал опознавательные знаки – наклейки с яркой эмблемой. По этим наклейкам все защитники должны были опознавать друг друга в суматохе, чтоб не огрести от своих же. Племянник наклеил ее на грудь, я же, увидев, как один из парней заложил ее за край шапки сзади, повторил его маневр: если кто-то не узнает меня в лицо, это еще можно исправить, а вот выхватить сзади будет обидно.

Пройдя это посвящение, мы прошли дальше по коридору и встали среди людей. Очень скоро я понял, что единой организации и структуры нет: весь отряд складывался из разных коллективов. Отставные военные, спортсмены, молодежные организации.

– Ну, парни, я вас предупреждал! – Длинный всплеснул руками во всю ширину коридора.

Все выглядело абсурдно: среди полиции ходили парни с битами, взгляд цеплялся то за погоны, то за цепи, за фуражки и черные маски с прорезями для глаз. Среди ветеранов в полевой форме, державшихся вместе, я узнал своего первого тренера по единоборствам. Он постарел и не выглядел таким крепким мужчиной, как двадцать лет назад, но в нем чувствовались твердость и решимость. Внезапно я заметил в его компании седого продюсера, с которым мы так неудачно провернули дело о светофорах. Я оторопел от этого наваждения, а он почти сразу скрылся за дверью какого-то кабинета. Племянник обернулся, указывая на ушедшего далеко вперед длинного, и, протискиваясь сквозь толпу, я поторопился за ними.

Все знали, что скоро их будут поливать горящим бензином, но они должны сидеть в этой конуре, которую скоро обложат со всех сторон, и, если дрогнешь – ни выскочить, ни сбежать отсюда. Их порыв заключался вовсе не в защите опостылевшей и трусливой власти, засевшей в здании, – просто все уже успели насмотреться на тех, кто возомнил себя революционерами, но оказался способен лишь на погромы. Какая-то отчаянная злость овладела мной, и я понял, что сегодня мое место и в самом деле здесь.

Длинный куда-то испарился, племянник пошел выяснить, чем занято руководство, и, простояв какое-то время без дела, я почувствовал себя неуютно: имея привычку все организовывать и отдавать приказы, я оказался в положении рядового, который вынужден ждать распоряжений. Мне хотелось проинспектировать баррикады, оцепление, понять задачи каждого и расставить людей, ознакомиться с данными «разведки».

– Да они там сидят и бухают просто! – заявил вернувшийся племянник.

– Ну, здесь явно нет никакой организации – если прорвутся через вход, будет просто драка, нет никакого плана, – поделился я с ним своими выводами.

– Да, – поморщился он.

– Пойдем на второй этаж! Чаем вас напою! – Мы обернулись к дверям на лестницу. Длинный спускался, замедляя шаг.

На втором этаже была хорошая компания – мы знали почти всех, и здесь отряд успел уже организоваться, один из знакомых взял командование на себя. Был назначен ответственный за пожарный шланг, за огнетушитель, часть следила за баррикадой у двери. Нашей задачей стала оборона второго этажа. Я, правда, задумался о необходимости такой обороны – в случае если погромщики возьмут штурмом первый этаж или там начнется пожар, мы просто окажемся в ловушке. Рядом расположилось отделение полицейских: они сидели на стульях, часть спала на матрасах, вооружены они были только дубинками. По коридору сновали во все стороны парни с палками, в которые были вбиты гвозди. Я уселся на корточки, оперся спиной на стенку, длинный сидел рядом на стуле.

– Вот, возьми, остался лишний. – В мою руку скользнул холодный металлический баллончик с красной кнопкой. Я меланхолично отломал предохранитель и сунул оружие в карман.

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжная полка Вадима Левенталя

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза