Политическое животное

В течение нескольких зимних дней забастовка наделала шуму на всю страну. Приезжали помощники министров, губернаторы и депутаты. Их кормили кашей, слушали и ждали конкретных действий. Горожане привозили бутерброды, супы, горячее питье. В гости приехали рабочие из другого региона, они начали забастовку на заводе, пытаясь отнять предприятие у собственника, поставившего их в нечеловеческие условия. Все шутили, что встреча прошла в формате обмена опытом. Одну ночь я провел в машине на трассе, замерз, как бездомный пес, и больше не повторял этого подвига. В лагере ввели сухой закон: несколько раз приезжали какие-то провокаторы, пытаясь раздавать спиртное, а массовое пьянство могло спровоцировать беспорядки и развязать руки полиции, которой никто из столичных начальников до сих пор не разъяснил, какую из сторон следует поддержать, – они и сами пока этого не понимали. Ну а журналисты, проникшись проблемами протестующих, работали днем и ночью, и за эти несколько дней имя шефа прогремело на всю страну.

Министр не обманул: он экстренно внес некоторые изменения в законодательство, снизил ставки и пошлины, отменил многие процедуры и разрешения. Отдельные предприниматели даже получили отсрочку по кредитам, и, хотя почти все меры были временными или недостаточными, порт заработал, а по итогу конфликта, из-за которого все и началось, контроль за товарооборотом порта получил министр. За время забастовки в лагере мы провели три митинга, а у шефа мгновенно появилась масса друзей, желающих выступить. Мы с редактором старательно пытались их отсеивать, но все равно они каким-то чудом пробирались на сцену и жаловались ему на нас за то, что мы вырезали их из эфира. Наш телеканал, имевший эксклюзивное право на освещение события и все интервью, набрал небывалый рейтинг. За три дня мы сорвали политический джекпот, ведь впервые мы перешли просто от антинаци-пропаганды к реальному влиянию на жизнь горожан. Я получил от шефа предложение создать и возглавить пресс-службу вновь организованной партии, а редактор стал консультантом по политическому пиару. Теперь я больше не снимал сюжетов, мне доверили связи с журналистами и руководство всей политической линией на нашем телеканале, ну а спустя месяц мы начали работу и над созданием собственного информагентства.

Госбезопасность методично донимала шефа – на некоторое время ему пришлось покинуть страну, однако и эту ситуацию мы сумели обернуть в дополнительные баллы к его политической карьере, и вот так, в один стремительный, но непростой шаг мы стали на голову выше городской псевдополитической суеты.

Встреча лидера с ветеранами прошла так же, как и все остальные встречи лидера с ветеранами: все их общества априори поддерживали нашу политическую программу, безоговорочно верили нам и смотрели все сюжеты телеканала, за которым чутко следила моя пресс-служба. Общество ветеранов нуждалось в реконструкции клуба, и после небольшой речи шеф обещал помочь. В избирательной кампании подарки были запрещены, поэтому оставались либо обещания, либо наличные тайком. Так и вышло: выходя из тесного помещения, шеф поручил выдать из казны пять тысяч и стремительно уселся в машину. Я помахал рукой его кортежу и вернулся в клуб. Пачку купюр я вручил предводителю ветеранов (слишком молодому для них), тот перепуганно и поспешно запихнул ее под свитер. Такая помощь казалась мне не слишком эффективной, но распыляться еще и на это сил не было – по крайней мере, председатель уговорит ветеранов голосовать за нас. Я вновь вышел на улицу и сел в машину, воздух с каждым днем становился свежее, лето подходило к концу. Я опустил стекло, глубоко дышал и смотрел на деревья. У меня был небольшой перерыв, и я хотел пообедать, потом планировал заехать в студию, согласовать несколько больших сюжетов и провести планерку в пресс-службе, а после меня ждало совещание в выборном штабе.

Словом, день сегодня был легкий. Обедать в одиночестве мне не хотелось, и я вспомнил, что договорился встретиться с рыжей, но после ее сообщения о скором замужестве я решил увидеться немного позже – сейчас я не смог бы беззаботно улыбаться и шутить. Тогда я позвонил той, кого на самом деле хотел увидеть сильнее всего, – журналистке.

– Ну что, ты разобрался с угрозами своим женщинам? – Она не поздоровалась.

– А я не думал, что ты такая ревнивая! – Я поддержал ее тон во всем: интонации, темпе, наглости.

– Нет, просто так мне проще манипулировать тобой. – Признание, ставшее отказом от психологической игры, очень понравилось мне.

– Дорогая! Просто скажи мне, чего ты хочешь, и я сделаю все!

– Хм… Я подумаю. А что звонил-то?

– А ты в платье? Поедем обедать!

– Так ты хочешь посмотреть на меня в платье или супа? – Она будто давала мне возможность для неприличной шутки, которая все же останется в рамках приличий.

– Я хочу посмотреть на тебя без платья, а потом супа, – послушно сказал я.

– Не знаю. И вообще – мы договаривались встретиться вечером. Может, я и не могу сейчас, – кокетливо сказала она.