Политика

Я даже немного удивился словам Моше. Если он хотел, чтобы Нана вернулась, с его стороны было совсем неблагоразумно сообщать ей, что они с Анджали могут быть счастливы вместе. Но, думаю, его странную логику в принципе можно понять. В конце концов, то, что он сказал, было почти правдой, и к тому же позволяло Моше выглядеть учтивым. Он пытался сделать так, чтобы для Наны этот поход в “Кошерные кушанья” не стал тяжким испытанием. Моше пытался изобразить спокойствие.

Но было и еще кое-что. Моше испытал радость, когда дал Нане понять, что она не уничтожила его. Это был крохотный миг учтивой мести.

Это была месть. Нана была неравнодушна к Моше. И даже больше. Благородство ей давалось нелегко. Ей нелегко было жить без Моше. Она ревновала Моше и Анджали. Ей не хотелось думать, что они могут быть счастливы вместе.

Нана кивнула. Она огляделась. Человек за соседним столиком поливал жареную картошку кетчупом. На стенах висели гигантские головоломки-паззлы, вроде фресок. Справа от Наны было “Искушение святого Антония” Иеронима Босха. Название было написано под ним на трех языках: “Искушение святого Антония — Tentation de Saint Antoine — La Tentazione di Antonio”, каждое как бы на свитке пергамента. Рядом с паззлом висела табличка -

“Миры”

САМЫЕ БОЛЬШИЕ ГОЛОВОЛОМКИ

Более 16000 частей

— а справа висел еще один паззл. Пейзаж с видом на озеро. Нана заинтересовалась, есть ли в Израиле озера. Она заинтересовалась, изображала ли эта картина озеро в Израиле. Она взглянула на закатанное в пластик меню в блестящем бордовом кожаном переплете. К меню была приколота копия вырезки из “Ивнинг Стандард” про лучшую говяжью солонину. Нана заказала рогалик и яйцо-пашот. Моше заказал рогалик с солониной. Вы больше не встретитесь с Моше. Вы видите его в последний раз сейчас, после того, как Нана ушла от него, заказывающим рогалик с солониной в “Кошерных кушаньях”.

Я понимаю, почему Моше испытывал здесь наплыв эмоций. “Кошерные кушанья” — это еврейские пятидесятые. В центре каждой тарелки розовые слова “Вкус”, “Полез” и “Кошер” сходились веером к большим розовым буквам “НО”. Вокруг все было как в старые добрые времена. Ярко-розовая клеенка на столах, позолоченные завитки спинок. Мир безопасен и полон радости.

И я могу его понять. Когда я захожу в “Кошерные кушанья”, меня охватывают похожие чувства.

13

Но я не дам воли чувствам. Я не собираюсь ударяться в печаль. Нет. Вместо этого я опишу счастье. Хотя теперь, когда я дошел до этого места в моем рассказе, вариантов у меня не слишком много.

Я попробую описать счастье Наны.

Нана была рада жить в Эджвере. Ей нравилось там жить. А так как Папе нравилось жить в Эджвере, то и Нана считала, что Эджвер — клевое место.

Может, вы ни разу не были в Эджвере. Может, вам непонятно, что за странное счастье испытывала Нана. Эджвер находится на самом конце Северной линии метро. Это уже не совсем город. Это совсем даже пригород. Станция метро была построена в 1923 году по проекту С.А. Хипа, в умеренно-нео-георгианском стиле. Каждый год, на праздник хануки, перед ней ставят огромную менору, десяти футов высотой. Если, выйдя из метро, повернуть налево, попадешь к “Макдональдсу” и супермаркету “Бродвок”. Субботними вечерами после окончания шаббата еврейские мальчики и девочки тусуются с чернокожими и желтокожими мальчиками и девочками у “Макдональдса”. Они продают друг другу наркотики. Иногда, чтобы провести время, они доезжают на метро до станции Голдерс-Грин, и тусуются там. Потом они возвращаются обратно в Эджвер.

Эджвер — приют мультикультурализма.

После “Макдональдса” вы пройдете мимо газетного киоска, который спонсируют “Еврейские новости”. Снаружи киоска прибит большой рекламный щит, который тоже спонсируют “Еврейские новости”. Рекламный щит — часть их договора с владельцем киоска. На этом щите вывешивают главные заголовки из свежего номера. Когда Нана возвращалась домой, чтобы ухаживать за Папой, главным заголовком “Еврейских новостей” был такой: ВЫИГРАЙТЕ ПЕСАХ НА ЧЕТВЕРЫХ НА МАЙОРКЕ!

Боюсь, что Нана загрустила именно из-за десятифутотовосемисвечника и всего прочего. Она почувствовала ностальгию. Ну, может быть, не совсем ностальгию. Нана не была еврейкой. Израиль не был ее землей обетованной. Она просто думала с грустью, горечью и печалью об одном милом еврее.

Не забывайте. Она любила Папу. Но она любила и Моше.

За газетным киоском, по правую руку, раньше стоял кинотеатр “Белль-вью”. Если пройти еще немного, вскоре вы окажетесь рядом с архитектурной феерией “Рейлвей-отеля”. “Рейлвей-отель” был построен в 1931 году Э.И. Сьюэлом в неумеренно-псевдо-тюдоровском стиле, включая даже поддельные виселицы. Здесь заканчивается Эджвер-Хай-стрит.

Эджвер — это пригородный район. Унылый, тихий, милый и полный китча.

14

Но вот что я вам скажу. В моей истории сейчас есть еще один счастливый человек. В чем-то даже счастливее Наны.

Анджали сидела в квартире Моше. Она была немного сонная. Она сидела в квартире Моше и думала о Нане. Она думала о Нане и о Моше.

Анджали думала о любви.