Политика и литературная традиция. Русско-грузинские литературные связи после перестройки

Десятки, сотни, тысячи смертей ни в чем не повинных людей. Кто-то добивается власти, а кто-то играет в войну. В казаков-разбойников. Понимая, что такое жизнь, лишь тогда, когда ее теряет. Вот что принес за собой развал Советского Союза. Нет больше державы! Рухнул Союз, рассыпавшись на части, а части бросились растаскивать на куски, кусочки, крошечки… И пошло, и поехало… Лес рубят – щепки летят? Только кто щепки? Здесь, в основном, грузины грузин убивают (Хабибулин, 2008. С. 142–147).

За своим героем Сергеем автор оставляет нейтральную роль в гражданской войне начала 1990-х годов. Более того, Хабибулин в лице Сергея рисует образ некоего Робин Гуда, совершающего героические поступки и защищающего несправедливо обиженных. Но Сергей вынужден уехать из страны. «Оккупанты» нового времени вынудили к отъезду «оккупанта» старого времени. Главной темой рассказа «Фуршет на летном поле» (2012) является отъезд Сергея:

Для сотен тысяч жителей Грузии она неожиданно оказалась очень далеко. Все негрузины вдруг стали изгоями – оккупантами, гостями, нахлебниками, несмотря на то, что десятки лет работали на этой земле, отдавая ей все свои силы, знания и умения (Хабибулин, 2012. C. 233–252).

Размышления о Грузии, превратившейся из страны-рая в русском сознании в страну разрухи и криминала, а также об обиде русскоязычного населения за недооцененность их вклада в развитие страны схожи с размышлениями в повести Нины Бойко. Как и она, писатель вводит диалог между русским и грузином, из которого читатель узнает о претензиях, предъявляемых друг другу в условиях нового времени, – грузин обвиняет в оккупации Грузии Россию, а русский вспоминает о помощи в защите от мусульман и свободе, которую, по его словам, Грузии дал Ельцин (Там же):

– А что тэбе здэсь не нравится? – стараясь найти почву для конфликта, продолжил по-русски гопник.

– Работы нет, детям есть нечего.

– Всэ так говорят, когда отвечать за свои дела приходится.

– Какие дела? – искренне изумился Сергей, – что я сделал?

– Ты же русский?

– Русский.

– Вот и должэн атвечать за то, что ваш Елцын надэлал.

– За то, что Ельцин сделал Грузию независимой? – Сергей старался говорить спокойно.

Парень в кедах, наоборот, пытался себя распалить и нес первое, что приходило на ум:

– Нэт, за то, что русские захватили Грузию и командовали тут.

– Командовали? Воевали вместе. Берлин брали, помнишь? Да и знаешь, дорогой, сколько грузин в России живет?

– Эта все прэдатели родины. А воевали вместе давно. Тэперь Россия абхазов защищает. И осетинов. Очэнь плоха. Ты тоже, навэрна, за абхазов, да?

– Я помню, как Россия когда-то грузин от турок защищала, – Сергей улыбнулся, – тогда в Грузии всего восемьдесят тысяч человек оставалось. Как сейчас абхазов.

– Э, что-то ты многа знаэшь. Очэнь умный, да? (Там же. C. 235–238).

Писатель, придерживаясь мирной позиции, не обострил сюжет возможным избиением, которое планировали грузины, и закончил повествование описанием трапезы на летном поле. Разговор бандитов и русской жертвы можно охарактеризовать как разговор «заложников времени», в котором каждый пытался выжить.