Политика России в Центрально-Восточной Европе (первая треть ХХ века): геополитический аспект

Вместе с тем Чичерин в сентябре 1920 г. указал на благоприятные для РСФСР изменения в европейских международных отношениях: «внимание Антанты <…> перенеслось с прежних окраинных государств на государства средней Европы <…>. Однако создание малой Антанты в руках хитрого Бенеша превратилось в орудие противодействия французским влияниям <…> малая Антанта <…> помогает нам, обеспечивая нас от создания против нас новой коалиции в этой части Европы»[597]. Отношения Польши и Чехословакии по-прежнему оставляли желать лучшего. Гиллерсон сообщал Чичерину: «Польские реакционные круги ведут <…> пропаганду в пользу <…> союза Польши с Венгрией <…> указывается на желательность польско-мадьярской границы <…> возвращение Словакии и Карпатской Руси Венгрии». И далее: польская пресса заявляет: «.предпосылкой вступления Польши в малую Антанту является перерешение Тешенского вопроса»[598].

Правда, у НКИД возникли опасения – в связи с начавшимися в ноябре 1920 г. польско-румынскими переговорами – относительно возможного вступления Польши в Малую Антанту. Эти опасения стремился рассеять Гиллерсон: Малую Антанту создали против угрозы венгерского реванша и «как националистический барьер против большевизма “воинствующего”»[599]. Последнюю функцию, по его словам, она перестала выполнять после окончания советско-польской войны. Советский дипломат комментировал: «Чехи <…> утверждают <…> Англия будет буферить всеми славянскими народами между Советской Россией и Европой. А когда придет время комбинировать Гогенцоллернами и Габсбургами <…> союзники <…> вытащат их из архива <…> Наши задачи в Чехии <…> использовать славянские симпатии <…> для Советской России. Принцип славянства не противоречит <…> формуле политической власти, а дипломатия и советская не может <…> козырять пролетарским интернационализмом»[600]. Гиллерсон подчеркнул: «К союзу с Польшей толкает Чехию страх перед большевистско-немецким союзом. Малая Антанта без Польши означает союз против Венгрии и Габсбургов. С Польшей это был бы оборонительно-наступательный союз против Совроссии»[601]. По мнению же польских дипломатов, это союз «не столько против советской, сколько против предполагаемой контрреволюционной России», которая «заключенные договоры <…> старалась бы вооруженной силой опрокинуть. По отношению к Советской России этот союз должен <…> играть оборонительную роль на случай германо-советского союза»[602]. Чичерин констатировал: «Конфликт между Польшей и Чехией, невозможность примирения Венгрии с Румынией настолько влияют на развитие Малой Антанты», что она не станет «общим союзом против Советской России <…> боязнь большевизма недостаточна для замазывания этих смертельных конфликтов»[603].

Действительно, прямых территориальных противоречий между Советской Россией и Чехословакией не было, поскольку их разделял карпатский стык польской и румынской границ. Правящие круги Чехословакии были больше озабочены стремлением к национальному самоопределению немцев, венгров и поляков. Регионы проживания этих народов стали спорными территориями между ЧСР, с одной стороны, и Германией, Венгрией, Польшей – с другой. КПЧ отмечала, «что по Версальскому договору в границы <…> чешского государства было включено непомерно много областей с иноязычным населением» и это привело к «балканизации» Чехословакии. Представители компартии Прикарпатской Руси и КПЧ заявляли о необходимости включения Закарпатья в состав СССР[604], но отсутствие общей границы между УССР и ЧСР не позволяло серьезно рассматривать этот вопрос. Русины также тяготели к православной культуре: возник конфликт между властями ЧСР и русинами, требовавшими выполнения подписанного Бенешем соглашения об организации православной церкви на Карпатской Руси во главе с епископом из Сербии, угрожая прибегнуть к акциям гражданского неповиновения[605].

В то же время Москва рассматривала Прагу как потенциального партнера в борьбе с геополитическими амбициями Варшавы. Официальных отношений с правительством ЗУНР и представителями Петлюры Чехословакия не установила[606], но стала политической базой как антипольской украинской эмиграции, так и пропольской (петлюровской). Даже в 1931 году полпред в Праге А.Я. Аросев писал: Бенеш потому «не признает нашего мирного договора с поляками в Риге, что мы этим договором признали Галицию за поляками. Чехи не претендуют на Галицию, но считают, что она должна быть самостоятельной <…> как и вся Украина»[607]. Большевики стремились использовать действовавшие в Чехословакии украинские эмигрантские организации. Гиллерсон советовал Чичерину в ноябре 1920 г.: «Чехи благосклонно относятся к революционному движению в Галиции и Карпатах. [Оно] направлено <…> против поляков и венгров <…>. Советские работники могут из Праги развить работу в упомянутых странах <…> [они] поддерживают <…> связь с Галицией, но это кустарничество»[608].