Политика России в Центрально-Восточной Европе (первая треть ХХ века): геополитический аспект

Непоследовательность внешнеполитических акций Советского государства была обусловлена в том числе и его военной слабостью. Ленин порой отказывался от собственных инициатив. 25 июля 1921 г., реагируя на критику Чичериным антисоветской политики Франции, Ленин предложил: «Проект (текст) грозного интервью Ленина или Троцкого (угрозы: сунься – вздуем!) <…> Поездка Тухачевского в Минск тоже с угрозой и с помпой <…> Директивы прессе». Чичерин заметил: «Грозные интервью и демонстративные поездки нисколько не внушат убеждения в нашей силе, но дадут богатейший материал для провокационной работы <…>. Наша печать должна бы выяснять, что эти измышления (Запада. – В.З.) <…> имеют целью <…> толкнуть малые государства в объятия Польши <…>. Нам кажется даже целесообразным обратиться к нашим ближайшим соседям с миролюбивой нотой»[621]. Политбюро предпочло предложение Чичерина, отправившего в августе 1921 году соответствующие ноты Польше и странам Балтии[622]. В сентябре Чичерин высказался против инициативы Троцкого о проведении военных парадов: «.мы воинственными демонстрациями напугаем публику <…> все будут льнуть к Пилсудскому и военным <…>. Наши военные парады послужат удобным аргументом для Франции, чтобы пугать не только Польшу, но и все малые государства»[623]. Польские дипломаты отметили в декабре 1921 г.: «Совнарком начал новую тактику в своей международной политике <…>. Она защищается Лениным, Красиным и Рыковым»[624].

В 1921–1922 гг. несколько трансформировалась также стратегия и тактика Коминтерна: на первый план вышла задача завоевания большинства пролетариата на сторону компартий («от штурма к осаде»). Начало этому процессу положили решения III конгресса Коминтерна (июнь-июль 1921 г.), на заседаниях которого шла дискуссия со сторонниками «теории наступления»[625]. Вместе с тем Троцкий в докладе о новых задачах Коминтерна характеризовал переживаемый период как «неустойчивое и весьма ограниченное во времени равновесие»[626]. От методов революционной геополитики Коминтерн не отказался. Так, делегация КПВГ докладывала III конгрессу: оккупированная с 1919 г. Польшей Восточная Галиция «оказалась в составе государства, с которым у нее была только традиция кровавой борьбы и войн, при отсутствии условий объединяющих <…>. Географически. – Галиция является естественным продолжением среднеевропейской равнины, упирающейся в Карпаты, т. е. продолжением территории У.С.С.Р. <…>. Экономически. – Восточная Галиция тяготела к экономическим центрам бывшей Австро-Венгерской монархии, а не Польши»[627].

С геополитических позиций оценивало роль Восточной Галиции и правительство ЗУНР, поддерживаемое представителями белой эмиграции. Большую активность проявлял Р. Сватковский, писавший Бенешу от имени Петрушевича: «.если Антанта даст самостоятельность Восточной Галиции, то Петрушевич предполагает акцию со стороны Польши, вроде той, какую совершил Желиговский в Вильно (.). По географическому своему положению В[осточная] Галиция есть тот естественный коридор, который ведет в промышленную Чехо-Словакию и через нее далее связывает Россию и с остальными промышленными центрами Западной Европы». Ряд политиков Запада предлагал разрешить Восточно-Галицийский вопрос одновременно с русским вопросом, но, по мнению Сватковского, «из периода коммунистической диктатуры Россия выйдет <…> ослабленной», поэтому «Галицкий коридор» в Европу надо открыть заранее. Правительство ЗУНР дает «заверения в неизменно дружественном его отношении к некоммунистической России». По мнению Сватковского, «население Восточной Галиции поголовно настроено антибольшевистски», но оно «предпочтет разорительный, но преходящий большевизм, окончательной полонизации (.). Петрушевич просил заверить Вас [Бенеша] <…>, что Подкарпатская Русь нераздельная часть ЧСР». По словам Сватковского, Петрушевич отказался вступить в переговоры с поляками, так как полагал, что, начав переговоры, «поляки не выполнили бы обещаний»[628].