Политики, предатели, пророки

Империя — это хорошо, а выход из нее — это плохо. Над нами — угроза Хаоса, которую нельзя остановить, не вернув убитого Дракона. Не меняй Свет — на деньги. Если многие вдруг, посмотрев телевизор, отреклись от прошлых идеалов и присягнули другим — это не значит, что одномоментно узрели истину. Это значит, что они зомбированы. И если страну согнули, «указав ей ее место», то не оглянуться ли на иной, отвергнутый мир и не напомнить сегодняшним победителям, что у тебя есть и иной путь? И если ты сегодня один среди моря тех, кто внезапно отверг то, что тебе дорого, — не ломайся. Это — болезнь. Это инфекция. Ее можно победить антибиотиками, значит стань антибиотиком, и шаг за шагом говори о своей вере тем, кто от нее отказался, строй программу раззомбирования.

Один, с компьютером вместо пера, — против телевидения и предрассудков. Против пропаганды и стереотипов большинства.

Человек, ставший социальным антибиотиком.

Прав он или не прав в своем выборе — вопрос истории.

Но уже двадцать лет назад он сказал, что сепаратистские мятежи — это болезнь, а не «борьба за национальное освобождение», — и мало кто сегодня станет с этим спорить.

Более пятнадцати лет назад он сказал, что «Империя — это хорошо», и сегодня это воспринимается уже не как вызов общественному мнению, а как естественная вещь.

Может быть, и благодаря тому, что он все эти годы своими романами дрался за раззомбирование сознания?

Кстати, и в знаменитом «Ночной дозоре» борьба между Светлыми и Темными магами, — это борьба между теми, кто служит идеалам и теми, кто служит только себе.

«Распался мир напополам, дымит зазор. По темным улицам летит Ночной Дозор». Ночной Дозор, по роману, это дозор Светлых, во тьме ночи сдерживающих агрессию Тьмы.

Стратег левого поиска

Вы-то думали, что здесь всего лишь Экспериментальный творческий центр. А оказалось, что здесь и просто ЦЕНТР.

Левое поле современной России более чем своеобразно. При мощной левой традиции, при доминирующих в целом левых ожиданиях и огромной левом интеллектуальном наследии собственно левых сильных политических организаций, левого движения как такового практически не существует.

Есть партии, так или иначе либо использующие левую традицию, как КПРФ, либо эксплуатирующие левые ожидания общества — как «Единая Россия», которая при этом и называет себя правой партией, и участвует в осуществлении вполне правой политики.

При этом левая традиция и левые ожидания во многом направлены разновекторно. Левая традиция — во многом живет прошлым и его образами. В частности — сохранением левого интеллектуального наследия, доставшегося из прошлого. Но в еще большей степени — ностальгией, пусть в хорошем смысле слова, и амаркордами, припоминаниями.

Левые ожидания отчасти несут в себе ностальгию, но в еще большей степени — нормальные левые бытовые и социально-экономические требования.

Отсюда два ограничения левого поля в России, две его существенные, базовые слабости.

Первая — в том, что традиция, во многом оформленная в те или иные социокультурные партии, апеллирующие к советскому наследию, и ожидания — интегрированы лишь отчасти. Поле их совпадения, пожалуй, меньше, чем поле их различия.

Вторая — в том, что ни традиция, ни ожидания не сориентированы в будущее. Ни один из этих компонентов не несет в себе попытка моделирования новой социальной альтернативы, не несет образа будущего, как альтернативы настоящему — не несет Проекта.

В принципе принято считать, что левое означает позиционирование в выборе демократии в противопоставлении автократии, в выборе общественной собственности и планового производства в противопоставлении частной собственности и рынку, в выборе интернационализма в противопоставлении национализму.

Одновременно считается, что левое — всегда за защиту социальных начал в противопоставлении имущественной иерархии и социальному дарвинизму.

Это и так, и не так.