Политики природы

120 В несколько карикатурной форме это проявляется в дискуссии о субъективных и объективных рисках, еще одном вопросе, в котором мы можем найти топорное разделение на первичные• и вторичные качества•, причем первые отсылают исключительно к реальности, а вторые – к психике, манипуляциям или культуре: Remy Elisabeth. «Comment dépasser l’alternative risque réel/risqué perçu: L’exemple de la controverse sur les champs électromagnétiques». 1997. Как только разделение произведено, встает вопрос, должны ли мы принять элиминативную модель (навязанную или внушенную педагогами) или же модель уважительного лицемерия (заперев ее в гетто культуры или скрытой манипуляции). Об альтернативном решении см.: Lascoumes et al. Op. cit. 1997.

121 См.: Acot Pascal. Histoire de l’écologie. 1988; и особенно Drouin Jean-Marc. Réinventer la nature: L’écologie et son histoire. 1991.

122 К истории понятия экосистемы см. скрупулезное исследование Фрэнка Гоулли: Golley Frank Benjamin. A History of the Ecosystem Concept in Ecology: More than the Sum of the Parts. 1993. Термин «экуменический» имеет один корень с экологией. Распространенное сегодня выражение «все это формирует целое» не стоит употреблять без особого повода. Экологи знают, что даже в локальном масштабе описать частичную тотализацию невероятно сложно. Политики тоже. Прекрасный пример того, как трудно понять, что же формирует целое на опушке природных парков при сочетании людей и нелюдéй: Western David R., Wright Michael, and Strum Shirley. Natural Connections: Perspectives in Community-based Conservation. 1994.

123 Именно поэтому, начиная с Введения, мы воздерживались от разделения научной и политической экологии, сохранив лишь последний термин, так как только он способен подчеркнуть сложность построения пригодного для жизни общего мира. Говорить о «сложности» еще не означает принять в расчет все политические и процедурные трудности: можно парализовать общественную жизнь как с помощью упрощенчества, так и с помощью «переусложнения». Пресловутые «науки о сложности» позволяют нам приблизиться к разрешению проблемы сложности не больше, чем «науки о простом».

124 Дарвин, разумеется, не в ответе за все то, что дарвинисты совершили, прикрываясь его именем. Несмотря на заимствования у Мальтуса, он совершенно не виноват в натурализме, поскольку эволюционные явления, о которых он говорит, не имеют ни единства, ни оптимума и не причастны к тотализации. Для Дарвина эволюция ничего не объединяет, как показывает прекрасная книга Стивена-Джея Гулда: Gould Stephen-Jay. La vie est belle. 1991. Дарвин вполне мог бы говорить о мультинатурализме, так как для него, по крайней мере, каждое живое существо обладало своей собственной природой. Как только мы пользуемся теорией эволюции, чтобы говорить о «единой природе» в единственном числе, мы отказываемся от плюриверсума и сохраняем ее только в качестве упрощения. Отсюда следует необходимость различать обращение к внешней реальности и процедуру унификации общего мира, которая целиком относится к области политики, даже когда мы говорим о генах, протеинах, китах, тараканах и внутренней среде.