Политология революции

Идеология сапатистов – декларированный отказ от «авангардизма»: «Наша форма борьбы – не единственная; для многих она, быть может, даже неприемлемая. Другие формы борьбы существуют и заслуживают уважения. Наша организация не только не считает себя единственной революционной силой, но даже не претендует на роль самой передовой силы. Есть другие честные, прогрессивные и независимые организации. Сапатистская армия национального освобождения никогда не претендовала на исключительную роль. Но это единственная организация, которая возможна для нас. Мы поддерживаем все формы борьбы, которые могут привести нас к свободе демократии и справедливости».[414] Позднее, уже в столице страны, выступая на одной из центральных площадей перед многотысячной толпой, субкоманданте Маркос, идеолог движения, выразился еще более поэтично. Обращаясь: к Мексике, он говорил; что сапатисты «пришли не для того, чтобы говорить, что тебе делать, не для того, чтобы вести тебя куда-либо за собой, мы пришли, чтобы скромно и с уважением попросить тебя о помощи».[415] Свою борьбу сапатисты рассматривали как часть широкого движения, разворачивающегося не только далеко за пределами Чьяпаса, по всей Мексике, но и в масштабах всего мира.

Отсюда вытекала и необходимость комплексной, многоуровневой и многоплановой стратегии. «Мы считаем, что революционные преобразования в Мексике зависят не только от вооруженной борьбы и не только от мирных выступлений. Они станут результатом действий, осуществляемых на разных фронтах и разными средствами. Речь идет о разных социальных формах организации, о разной степени участия, риска и самопожертвования. И результатом всего этого будет не победа какой-то партии, организации или альянса партий, предлагающих конкретные социальные программы, а создание нового демократического пространства, где будут совмещены различные социальные инициативы и политические требования».[416]

Субкоманданте Маркос подчеркивал, вполне в духе Розы Люксембург, преимущества спонтанности. Когда-то он вместе с несколькими другими молодыми революционерами направился на юг Мексики, чтобы – в соответствии с идеями Че – создать там партизанский очаг. Однако жизнь в Чьяпасе среди индейцев многому научила революционных интеллектуалов: «Приучаешься к спонтанности, когда живешь здесь на грани войны, хотя обнаруживается, что совсем без планирования тоже не обойтись».[417] Революционное «слово» становится не прологом «дела», а его частью, рефлексией революционного действия. Именно эта новая форма политической речи поразила и привлекла людей с самым разным уровнем образования, политическим: и жизненным опытом. Она оказалась эффективна против изощренных форм современной государственной и коммерческой пропаганды, телевизионной лжи, рекламы и постмодернистских дискурсов.

На весь мир было объявлено, что социализм мертв, пишет Маркос. «Но далеко не все прислушиваются к голосу отчаяния и слабости. Не каждый бросился в объятия безнадежности. Большинство продолжает борьбу, люди не могут согласиться с логикой победителей, ибо видят нищету и горе побежденных. Они слышат другой голос, идущий не «сверху», а «снизу», из глубины сознания индейского народа р горах, голос, зовущий бороться за справедливость и свободу, голос, продолжающий говорить про социализм, про надежду... единственную надежду на этой земле».[418]

«Восстание против глобализации»

Восстание сапатистов оказалось «первым вооруженным выступлением против неолиберализма», первым «восстанием против глобализации».[419] Уже потому оно сразу получило огромный резонанс по всему миру. Летом 1996 года сапатисты провели в «Первую межконтинентальную встречу в защиту человечества и против неолиберализма». Журналисты оценили это как «одну из самых странных международных конференций в истории». Меньше всего Маркос и его сторонники стремились создать какой-то новый Интернационал. Они больше слушали и наблюдали. Публика была крайне разношерстной – от революционных активистов до кинозвезд и интеллектуалов, давно забывших про убеждения молодости. Тем не менее представители сапатистов видели в ,этом первый шаг для того, чтобы создать «сеть, координирующую различные формы борьбы и сопротивления».[420] В любом случае им удалось привлечь к себе внимание мира. Это не только защищало их от репрессий. Сапатизм стал политической модой, у него появились последователи в Европе. А главное, события в Чьяпасе дали толчок для антисистемных выступлений в самых разных точках планеты. Люди, которые раньше были недовольны поодиночке, чувствовавшие себя изолированными аутсайдерами, внезапно обнаружили, что составляют массу, могут – если будут бороться – стать реальной политической силой.