В 2002 году кандидат левых сил, лидер партии «Движение к социализму» (MAS) Эво Моралес уступил всего 2% представителю правых, но уже через несколько месяцев стало ясно, за кем стоит реальное большинство населения. Два президента подряд пали в результате массовых народных протестов, и на декабрь 2005 года были назначены досрочные президентские выборы, которые Моралес с триумфом выиграл.
В Мексике пал режим ПРИ (Институционно-революционная партия), но сменившая его либеральная Партия национального действия (ПАН) быстро теряла популярность. В Венесуэле разворачивалась самая настоящая революция. По всему региону сложились условия для прихода к власти левых или левоцентристских сил. Начиналась новая эпоха, полная не только возможностей, но и опасностей.
После нескольких месяцев правительственного кризиса президентом Аргентины был избран Нестор Киршнер, представлявший левое крыло перонистской партии. Аргентинский перонизм всегда был загадочным явлением, сочетавшим в себе элементы правого и левого популизма. С того самого момента, как генерал Хуан Перон и его харизматическая супруга Эвита пришли к власти в середине 1940-х годов, левые не могли определить своего отношения к их популистскому курсу, а среди f. самих перонистов сосуществовали разнообразные течения – от ультралевых до крайне правых. В 1990-е годы, на фоне общего поворота континента к неолиберализму традиционные популистские партии – такие, как перонисты в Аргентине или ПРИ в Мексике, – стали проводниками антисоциальных рыночных реформ. Однако с приходом в «Розовый дом» Киршнера, которого характеризовали как «бывшего последователя Че Гевары»[443]
, казалось, внутри перонизма брали реванш сторонники социального популизма. Новый президент сразу занял жесткую позицию по отношению к Международному валютному фонду, начал принимать меры для возрождения промышленности и создания рабочих мест.Кризис неолиберализма дал новый шанс и Партии трудящихся в Бразилии. Теперь уже не только левые и профсоюзные активисты, но и бизнесмены открыто ругали политику предшествующих лет, требуя перемен. Осенью 2002 года Лула был триумфально избран президентом, получив 61% голосов. Избирательную кампанию ПТ вела энергично и довольно радикально, с одной стороны, разъясняя правящим кругам, что Лула это «кандидат, который наиболее подходит, чтобы править страной», а с другой стороны, обещая радикальным массам, что ПТ идет к власти, чтобы «изменить историю страны».[444]
Теперь ему предстояло удовлетворить ожидания своей разнородной социальной базы, доказывая рабочим, что он способен провести серьезные и радикальные реформы, и в то же время успокаивая местную и транснациональную буржуазию.
Почти одновременно с Бразилией выбрал себе нового президента и Эквадор, где не прекращались крестьянские выступления. Кандидат левого центра популист Лусио Гутьеррес одержал победу во втором раунде, набрав 54,79% голосов. Однако не прошло и нескольких месяцев, как активисты социальных движений оказались в конфликте с новым президентом.
Затем настала очередь Уругвая. Здесь Широкий Фронт (коалиция ведущих левых партий) уже длительное время управлял столицей – Монтевидео. Для такой маленькой и урбанизированной страны, как Уругвай, успех в главном городе был залогом общенациональной победы. Так и случилось. В ноябре 2004 года кандидат Широкого Фронта Табаре Васкес, набрав большинство в первом же туре голосования, стал президентом страны.
Победы левых, однако, отражали не только подъем народного движения, но и сдвиг в настроениях местной буржуазии. Именно благодаря переменам, происходившим в среде элит, переход власти в руки левых сил давался столь легко. А сами левые политики увлечённо искали «новый национальный консенсус», налаживая отношения с предпринимателями и демонстрируя свою умеренность.
Кризис неолиберального курса был столь очевиден, что спровоцировал раскол в латиноамериканских элитах. Одна часть, стиснув зубы, готова была, во что бы то ни стало продолжать неолиберальный курс, презрительно игнорируя явное возмущение народа. Другая часть, напротив, искала пути компромисса с собственным обществом, надеясь тем самым сохранить основные «достижения» неолиберальной эпохи.