Политология революции

Сдвиги, произошедшие в рядах латиноамериканской буржуазии, хорошо сформулировал аргентинский экономист Клаудио Кац: «Бизнесмены и банкиры, выигравшие от дерегулирования, теперь резко изменили свои взгляды и стали выступать за государственное вмешательство. Представителей тех секторов экономики, которые особенно пострадали от катастрофической политики 1990-х годов, в первую очередь требовали государственных субсидий и ограничения иностранной конкуренции». Впрочем, продолжает он, этот новый блок финансистов, промышленников и магнатов агроэкспорта отнюдь не тождествен прежней национальной буржуазии 1960-х годов. «Они укрепили свои связи с международными финансовыми рынками (как получатели кредитов, государственных субсидий), они получали больше дохода от экспорта, чем от работы на внутренний рынок, они инвестировали крупные капиталы за рубежом. Однако подобная транснационализация не оторвала их от местных корней. Правящие классы по-прежнему имели серьезные деловые интересы внутри родного региона, конкурируя с иностранными корпорациями. Именно они оказали решающую поддержку новым правительствам, и именно они систематически толкали их вправо».[445]

Эта тенденция была заметна не только в Аргентине и Бразилии, где левые правительства всячески демонстрировали свою умеренность и лояльность по отношению к капитализму, но и даже в Венесуэле на фоне острого конфликта президента Уго Чавеса с Соединенными Штатами и транснациональными корпорациями. Пресса отмечала, что многие местные предприниматели также «поддерживают протекционистские меры».[446]

Левые правительства, пришедшие к власти в Аргентине, Бразилии и Уругвае, отнюдь не обещали изменить экономическую систему, ввести социализм или совершить революцию. Они шли к власти под реформистскими лозунгами. Но даже реформистская программа требует определенной решимости и последовательности. Если Киршнер, пользуясь ситуацией финансового краха Аргентины, сумел покончить с диктатом Международного валютного фонда, то Лула, придя к власти, первым делом отправился в Давос на встречу с представителями мирового неолиберального истеблишмента – объяснять им, что бояться нечего.

Во внешней политике Бразилия несколько дистанцировалась от Соединенных Штатов, сближаясь с Европейским Союзом, Китаем и Индией. Администрация Лулы демонстрировала заинтересованность в развитии латиноамериканской интеграции, находя в этом поддержку у соседей – Киршнера и Чавеса. Главным успехом латиноамериканских левых правительств можно считать срыв в ноябре 2005 года попытки Вашингтона навязать континенту соглашение об Американской зоне свободной торговли (ALCA). На встрече глав государств Америки против соглашения единодушно выступили лидеры Бразилии, Уругвая, Аргентины и Венесуэлы. Однако их антиимпериалистические позиции получили поддержку значительной части местного предпринимательского класса, опасавшегося конкуренции и поглощения со стороны североамериканских транснациональных корпораций.

Напротив, надежды тех, кто ожидал, что приход к власти ПТ приведет к переменам во внутренней политике Бразилии, быстро рухнули. Обещанная аграрная реформа почти не продвигалась. Движение безземельных крестьян (MST), связанное с партией Лулы, предпринимало еще до прихода к власти левых захваты пустующих помещичьих земель. Крестьяне надеялись, что победа левого президента приведет к тому, что созданные на этих землях кооперативы будут легализованы и получат поддержу. Однако новая власть, оставалась так же равнодушна к ним, как и прежняя. Широко разрекламированная президентом программа борьбы против голода (Fame Zero) в значительной мере осталась на бумаге, поскольку правительство не выделило на ее проведение достаточных ресурсов. При этом администрация Лулы делала все возможное, чтобы блокировать рост заработной платы, который мог, в соответствии с догмами неолиберальных теоретиков, помешать наметившемуся подъему экономики. Особые старания новая власть прилагала для проведения пенсионной реформы, направленной против «привилегий» государственных служащих. Как и в западных странах, лозунг борьбы с «привилегиями» скрывал политику, направленную на то, чтобы, отняв часть с большим трудом завоеванных прав у трудящихся общественного сектора, ослабить позиции профсоюзов, опустить общий уровень социальных гарантий и тем самым оказать давление на рынок труда. Другая задача этой реформы состояла в том, чтобы стратегически ослабить государственный сектор как таковой, подорвать его возможность привлекать квалифицированных специалистов и понизить его конкурентоспособность по отношению к частным корпорациям.

Как и всюду, подобные меры вызвали дружное сопротивление профсоюзов, причем, вопреки расчетам власти, трудящиеся частного сектора прекрасно поняли, что скрывается за борьбой против «привилегий», выступив единым фронтом с коллегами из государственных структур.