Политология революции

Тем не менее развитие революционного процесса в Венесуэле привело к переменам, далеко выходящим за рамки обычных популистских реформ, а участие масс в принятии решений неуклонно возрастало. И дело здесь не только в уникальной личности Уго Чавеса, не вписывающейся в привычные представления о латиноамериканском популистском лидере, но и в общей политической динамике эпохи глобализации. В отличие от 1940—1960-х годов, когда можно было провести достаточно серьезные социальные реформы, не вступая в жесткую конфронтацию с капитализмом, реальность 1990-х и 2000-х годов такого шанса не оставляет. Любая сколько-нибудь последовательная политика, направленная на перераспределение ресурсов и власти в пользу трудящихся, приводит к немедленной конфронтации со всей системой глобальных неолиберальных институтов, причем подавляющая часть буржуазного класса, включая его «прогрессивные» слои, немедленно консолидируется на самых реакционных позициях. Именно поэтому, осознавая масштабы реальной угрозы и серьезность политических проблем, резко «подают назад» реформистские политики типа Игнасио Лулы да Сильвы и его коллег из бразильской Партии трудящихся. В такой ситуации очень много зависит от воли к действию и от искусства политической тактики, позволяющего даже в крайне неблагоприятной обстановке находить приемлемые решения. Чавес показал себя крайне слабым политическим тактиком, зато воля к переменам у него была. Парадоксальным образом именно сочетание этих двух факторов – наряду с общим настроем венесуэльского и латиноамериканского общества на решительный разрыв с неолиберализмом – привело к нарастающей радикализации революционного процесса, Слабость Чавеса как политика сделала из него революционера. Как и положено офицеру-десантнику, сталкиваясь с препятствием, Чавес не прибегал к сложным тактическим маневрам (которые могли бы прийти в голову более изощренному политику ленинской школы), а решительно шел на прорыв. Политический риск резко увеличивался, но вместе с ним росла и ь массовая поддержка.

Организующим элементом революции в Венесуэле выступили (по крайней мере, на первых порах) не политические организации, а среднее и нижнее звено армии. Как отмечал сам Чавес, по мере того, как развертывалась борьба, происходила и радикализация младшего офицерства, причем этот процесс «не только охватывал все большее число людей, но и становился все интенсивнее».[453]

Политику Чавеса часто называют нефтяным популизмом. На этом настаивают как либеральные критики революции, так и часть ультралевых, предпочитающих стоять в стороне от реального революционного процесса. Оппозиционная газета «El Nacional» писала про «безумные фантазии и бред величия», порожденные успехами нефтяной промышленности Венесуэлы.[454]

Идеология боливарианской революции на практике оказалась, по словам одного из ее участников, «синтезом целого ряда идеологий – критического марксизма, теологии освобождения, национально-освободительного движения черного населения, индейских движений, революционной традиции Боливара, социальных протестов и т.д.»[455]

Политический кризис в Венесуэле начался в 1989 году, когда население столицы ответило на повышение транспортных цен массовыми бунтами. Эти выступления были жестоко подавлены, но среди военных, которые были возмущены использованием армии против народа, зародился заговор.

В 1992 году Чавес предпринял неудачную попытку переворота и был брошен в тюрьму. Это сделало его народным героем. Сразу же после освобождения в 1994 году он создал политическую организацию MR.[456] В декабре 1998 года Чавес был избран президентом республики, набрав 56,24% голосов.

На первых порах курс новой власти был достаточно умеренным, но даже относительно скромные шаги, направленные на удовлетворение требований масс, вызвали яростное сопротивление олигархии.

Венесуэла, страна, обладающая богатыми нефтяными запасами, вполне могла позволить себе серьезные социальные программы. Администрация Чавеса начала борьбу с неграмотностью и нищетой, предприняла меры для создания новых рабочих мест, ввела бесплатные завтраки для детей в школах. Однако для того, чтобы финансировать подобные меры, требовалось навести порядок в нефтяном секторе.

Венесуэльская нефть находилась в руках компании PDVSA, которая формально принадлежала государству. На практике компания находилась в руках коррумпированного менеджмента, тесно связанного с местной олигархией и транснациональными корпорациями. Средства PDVSA безжалостно разворовывались и уводились на сторону через посреднические фирмы и «деловых партнеров», которые получали щедрые контракты, оплаченные столь же щедрыми «откатами».