Политология революции

Венесуэла получила новую «боливарианскую» конституцию, провозглашавшую демократию участия в качестве основного принципа государственной жизни. На практике большая часть ключевых решений принималась лично президентом и его ближайшим окружением. Однако демократические свободы в стране соблюдались неукоснительно. Не было ни одного политического заключенного. Оппозиционные партии действовали открыто – характерно, что главным инструментом олигархии в борьбе против Чавеса выступала партия Демократическое действие (Accidn Democratica), формально считавшаяся социал-демократической. Выступили против боливарианской власти и некоторые ультралевые секты, обвинившие Чавеса в недостатке революционности и на этом основании присоединившиеся к правой оппозиции. Эфир был полон передачами частных телевизионных каналов, настроенных резко враждебно по отношению к президенту, а либеральная пресса ежедневно выбрасывала на читателя очередные потоки антиправительственной пропаганды. Все это, однако, не возымело ни малейшего действия. Больше того, именно полная терпимость (а зачастую и безразличие) к критике делали режим Чавеса практически неуязвимым. Несмотря на постоянные попытки госдепартамента США и идеологов оппозиции, предъявить ему что-либо серьезное в плане нарушения прав человека не удавалось. Этим «боливарианская» Венесуэла резко отличалась не только от Кубы Фиделя Кастро, но и от Никарагуа времен сандинистской революции (сандинисты, находясь у власти, отличались крайней непоследовательностью в вопросах свободы печати: цензуру то вводили, то вновь отменяли).

G другой стороны, в отличие от президента Альенде в Чили 1970—1973 годов, который действовал исключительно в рамках традиционных политических институтов, администрация Чавеса трансформировала государство, создавала новые структуры. А поддержка нижних чинов армии сыграла решающую роль в срыве государственного переворота 2002 года. Можно сказать, что венесуэльская революция сумела извлечь уроки из трагического опыта Чили.

В 2004 году оппозиция инициировала – в соответствии с нормами новой боливарианской конституции – референдум об отзыве президента, но потерпела сокрушительное поражение. Самым неприятным итогом для противников режима было то, что они не смогли обвинить власти в подтасовке итогов голосования – западные наблюдатели единодушно отмечали, что венесуэльский механизм подсчета голосов практически исключает возможность фальсификации. Чавес закрепил успех в августе 2005 года, выиграв муниципальные выборы. Сторонники президента, объединенные в «Движение за V республику» (Еl Movimiento V Republica) набрали 58% голосов. При поддержке других левых групп они взяли под контроль большую часть провинциальных и городских администраций. Особенно ценным трофеем был муниципалитет Каракаса, который раньше находился в руках оппозиции. «Демократическое действие» получило 18%.[460] В декабре 2006 года Чавес был с триумфом переизбран на пост президента республики. Он набрал 61% голосов. Кандидат оппозиции Мануэль Росалес получил почти 39%. Вопреки ожиданиям администрации США, венесуэльская оппозиция признала подсчет голосов честным и смирилась со своим поражением.

На волне успеха Чавес обратился к своим сторонникам с призывом создать Объединенную социалистическую партию. Политический процесс в республике должен опираться не только на волю и решимость лидера, но и на общественные институты, на демократические организации масс.

Революционная власть в Венесуэле, пишет в своем репортаже из Каракаса украинский журналист Андрей Манчук, «действует медленно, но наверняка, подчас вызывая восхищение своих противников». Она избегает непродуманного радикализма, но не останавливается перед препятствиями. «Эта власть сумела подавить яростное сопротивление буржуазии, не прибегнув к кровопролитию и не дав, таким образом, повода к вооруженной агрессии против страны и ее международной изоляции. Но при этом и не сдала своих позиций – в отличие от сандинистов...»[461]

Радикализация революционного процесса, начавшаяся после 2002 года, не могла не повлиять на его идеологию. Боливарианские популистские лозунги стали сменяться традиционной левой лексикой. Противостояние с Вашингтоном и местной олигархией привело Чавеса к выводу, что «единственный способ преодолеть бедность – это социализм».[462] Официальной идеологией революционного процесса теперь провозглашались не только идеи Симона Боливара, но и «социализм XXI века». В правительственных документах содержались недвусмысленные обещания «формировать собственную модель развития, новую модель перехода от капитализма к социализму».[463]