Я обессиленно рухнул на колени, с третьего раза сумев затолкать пистолет в кобуру. Накатила опустошенность, но рефлексировать особо некогда — бой разрастался, поднимая грохот до безудержного крещендо.
— Товарищ командир! — Емельян Белоконов подполз, протягивая телефонную трубку. — Салов!
— Да! — крикнул я, зажимая ладонью ухо.
— Лушин? — рявкнула трубка. — Кибирев где?
— Убит! Побежал в атаку, да во весь рост!
— Т-твою ж ма-ать… Говорил же им… У Кибирева всю семью — одной бомбой… — слабый, чуть ли не поскуливавший голос комполка зазвучал жёстко: — Ладно! Политрук, рота опять на тебе! Обойдемся пока без аттестационной комиссии и курсов. Потом как-нибудь… Понял?
— Да, товарищ командир! — вернув трубку красноармейцу, буркнул: — Чего лыбишься?
— Слышимость хорошая, товарищ командир! — раззубатился Емельян.
— Ходанович!
Старшина с разгону плюхнулся на землю рядом со мною.
— И этот лыбится… — заворчал я.
— Дык, ёлы-палы… — смутно выразился Ходанович.
— Ладно, слушай. Ты ж у нас разведка?
— Да, товарищ командир.
— Хочу сегодня к немцам в гости сходить.
Старшина крякнул.
— Да оно бы ничего, товарищ командир… Так ведь мины…
— Вот как раз мины я чую, Лёва. Проползу мимо и не задену. А вы строго за мной. Понял?
— Понял, товарищ командир!
— Ступай тогда, готовься. Выдвигаемся, как только стемнеет.
— Есть!
Я задумчиво проводил Ходановича взглядом. А ведь старшина не подивился даже, и сомнения задавил… Значит, в самом деле верит.
Бой потихоньку угасал, а солнце закатывалось, вытягивая длинные тени. Зависнув в синем, густеющем небе, полыхало багрянцем облако, как боевое красное знамя.
Из газеты «Красная звезда»:
Глава 4
Глава 4.
— Антон… — сорвалось у Тёмы. — То есть…
— Мало тебя старшина гонял, — вздохнул я с долей утомления. — Сколько раз можно говорить: забудь о нашем знакомстве!
— Так точно, товарищ командир… — уныло забубнил Трошкин.
— Вот опять ты меня подбешиваешь! Устав учил?
— Так точно…
— Какое, к бесу, «так точно»? Спалиться хочешь?
— Никак нет…
Я вздохнул, смиряясь. Неисправим…
Ночь обступала чернотой и прохладой, но не тишиной — на юго-востоке позаривали вспышки канонады, высвечивая каемку леса, и глухое громыханье прокатывалось, как пустой товарняк за маневровым паровозом. Невеселая усмешка тронула мои губы.
Помню, в первые ночи этого времени спал плохо, всё не мог успокоиться, вздрагивал от далекой пальбы. Хорошо хоть усталость осаживала растревоженный организм, а потом и привычка закрепилась. Стреляют? Ну, и хрен с ними. Не по нам же…
В темноте нарисовался Пашка в мешковатом камуфляже.
— Тащ командир, — развязно начал он, — па-азвольте доложить…
— Смирно! — рявкнул я на импульсе раздражения.
Ломов от неожиданности застыл, как мумия в саркофаге.
— Как стоишь? — мои губы дергались, выцеживая речь. — Руки по швам!
Павел вытянулся во фрунт.
— Мы тут не в гостях, красноармеец Ломов, а навсегда! Идет война, а вы с Темой никак не нарезвитесь. Через полчаса выходим на задание! К тебе я приставлю Ходановича, а к тебе, красноармеец Трошкин, Якуша. Забудьте про двадцать первый век! Его нет, и не будет еще полста лет с гаком! А тридцать минут спустя нас всех ждет не увеселительная прогулка вроде пейнтбола, а ночной бой. Я видел, как лихо вы тренировались со старшиной. Молодцы! Только сегодня вам придется колоть и резать не чучела, а живых фрицев! Ножиком по горлу! В печенку! Доходит?
Даже в потемках заметной стала бледность на бритых щеках «гостей из будущего».
— Я думал… — заныл Артем, но тут же подтянулся: — Разрешите спросить, товарищ командир!
— Слушаю, — буркнул я, чуток остывая.
— Мы думали, нам «наганы» дадут, с этими… ну, как их… глушители такие…
— С «БраМитами», — брюзгливо подсказал Ломов.
— Во-во!
— Револьверов мало, — неохотно ответил я, — как и глушаков. И там еще патроны нужны с уменьшенной навеской пороха. Короче, с «наганами» пойдут опытные стрелки, а вам выдадут трофейные «режики» — кинжалы, снятые с эсэсовцев.
— Буду резать, буду бить… — забормотал Трошкин, понурясь.