Полицейский

Иноков утром зашел в кабинет Филиппова и положил на стол протокол дознания.

— Показания шофера Сергея Шохина, он убийц по адресам покойных возил.

— Вот это дело. Отправляй Акулову. Теперь им не открутиться. Где Бахтин? — Дома пока. Почернел весь из-за Ильина.

— Дружили они. Сколь ни печально говорить, но вакансия открылась. Ищи человека. — Подумаю. — А на примете есть кто?

— Трепов, помощник пристава. Склонен к сыскной работе. — А если Литвина?

— Рано еще. Пусть заматереет немного. Он как сыщик хорош, а здесь людьми командовать.

А Михаил Иванович Козлов нашел все-таки хитрый ход. Он попросил графа Щербатова, и тот пригласил его на обед в Английский клуб. Там, в курительном салоне он и нашел Акулова. Они мило раскланялись. Козлов был человеком светским, устраивал раз в месяц рауты у себя на Фуршадской. В его доме бывало много нужных людей. Поэтому Акулов был с ним особенно любезен. Козлов присел в кресло рядом с ним, закурил сигару.

— Слышал, вас поздравить можно? — Он выпустил плотный шар дыма. — Да сделали кое-что.

— Но доказать-то трудно будет. Наша сыскная хватает кого ни попадя.

— Один точно убил Фоста. Это уже доказано. А на остальных свидетель показывает. Представьте дураков. Наняли в «Фортуне» таксомотор и разъезжали на нем из дома в дом. Они убивали, а шофер ждал. Вот он-то и есть мой главный свидетель. — Он в арестантском доме?

— Зачем? Человек напуган, согласен на всемерное сотрудничество.

— Правильно мне говорили, Игорь Сергеевич, — сказал, вставая, Козлов, — вы действительно лучший следователь Петербурга. Позвольте откланяться. Двадцатого жду у себя. А то избегаете вы меня. Избегаете.

Манасевича-Мануйлова Усов застал в бильярдной у Доминика. В низком прокуренном зале свет ламп тонул в клубах табачного дыма. За одним из столов играл редактор и хозяин «Вечернего времени» Борис Суворин. Мануйлов стоял в углу, он «держал мазу» за игру своего шефа. Игра по-крупному. Партия — «катенька».

— Петр Федорович, — обрадовался Мануйлов, — может, заложитесь?

— Да не до того, Иван Федорович. Дельце у меня к вам.

— То, о чем говорили, в отношении надворного советника Бахтина? — Именно.

Мануйлов потер большой палец правой руки об указательный. Усов понимающе кивнул и достал пять сотенных. — Думаю, хватит?

— В опасное дело втравливаете, — Мануйлов взял деньги, — в очень опасное. Знаете, ссориться с самим Филипповым… Бахтин-то у него на отличном счету. Да потом в Париж за орденом ездил. Трудновато. — Добавить, что ли? — усмехнулся Усов. — Не мешало бы. — Столько же после выхода статьи.

— Партия! — радостно крикнул Борис Суворин. — Ванька! Ты мазался? — А как же, — радостно ответил Мануйлов. — По чем? По «петруше»? Можешь получить.

Усов посмотрел на радостного Мануйлова и подумал, что только жизнь не делает с человеком. Удачливый работник загранагентуры, резидент в Ватикане, ловкий контрразведчик в японскую стал мелким биллиардным жучком. А почему? От жадности спалился, да от того, что нечист на руку был.

На секунду пример Мануйлова устрашил его. Но всего лишь на секунду.

Борю Ильина похоронили в полдень. Отпели в церкви, закопали, шли за гробом почти все сыщики Петербурга, да пристава и их помощники. Приехал директор Департамента полиции.

Из всех родных были брат-гимназист, да старшая сестра — бестужевка. Ее вел под руку Филиппов. Засыпали могилу. Городовые поставили мраморный крест. Потом поминки были. В ресторане Самохвалова. Помянули и разошлись. На поминках к Бахтину подошел брат Ильина.

— Говорят, что вы отомстили за брата. Это правда, Александр Петрович?

— Это не месть, Женя. Вы должны понять, что службу нашу нельзя использовать для побуждений личных. Я остановил уголовника. Остановил пулей. То есть наказал зло.

— Но тогда, — спросил Женя Ильин, чудовищно похожий на брата, только моложе, — вы же сами сотворили зло, убив этого человека.

— Да, Женя. Но такова моя служба. Я караю зло злом. — И вы думаете, это поможет?

— Нет. С того момента, как Каин убил Авеля, это не помогло ни разу. — Так чем же можно победить зло?

— Видимо, добром, Женя, но я не знаю, как это делать. Кем вы хотите стать после окончания гимназии? — Авиатором, как мечтал Боря. — Ну, дай вам Бог.

Дома Бахтин снял мундир и прилег на диван. Пестрый котенок по имени Луша немедленно залез к нему на грудь и заурчал, уткнув в рубашку розовый нос. Тишина квартиры, урчание котенка, сумерки, прилипшие к окну, наполнили его покоем, и Бахтин задремал.

Разбудил его звонок. В прихожей чей-то незнакомый голос препирался с Марией Сергеевной. С урчащим котенком в руках Бахтин вышел в переднюю.

— Я им говорила, Александр Петрович, что вы спите, да они…

Перед Бахтиным стоял высокий, плотный, даже толстый человек в черном дорогом пальто, белом шелковом шарфе, в руке он держал цилиндр. — С кем имею честь? — Присяжный поверенный Усов Петр Федорович.

— Извините меня, господин Усов, что я по-домашнему, но, право, я нынче гостей не ждал. Проходите.