А кстати, неплохо бы найти какой-нибудь источник освещения. Арбель встал, вытянул перед собой руки и пошел на ощупь. Уже через три шага он уперся в противоположную стену. Пространство было катастрофически ограниченным. Поводил руками слева, справа, нашарил полочку, а на ней – ура! – картонный коробок и связку стеариновых свечей.
Арбель поскорее зажег спичку, обвел ею вокруг себя. Лишенная окон комнатенка была обшита сосновыми досками. Из обстановки помимо матраса – табурет, а в уголку – параша. Служа инспектором уголовного розыска, он бывал в тюрьмах и имел представление об интерьере арестантских камер. В ялтинских каталажках подобные сосуды для отправления естественных надобностей называли парахами или вонючими кадками, что нисколько не меняло сути.
Арбель зажег от спички две свечи и расставил их на полочке, прилепив покрепче на расплавленный стеарин. Подошел к двери, сделанной из тех же досок и почти сливавшейся со стеной. Ручки не было. Он толкнулся плечом – дверь дрогнула, только и всего. Наружный засов держал ее крепко.
Что из этого следует? Отныне он узник. Не сказать, чтобы это стало для него неожиданностью. Толуман – не лопух, непродуманным враньем его не проведешь. Арбель осознавал, что весьма скоро обман вскроется, однако рассчитывал прежде увидеться с Повелителем.
Коротко пискнула смазанная задвижка, дверь со слабым шорохом отворилась, в проем вписался Толуман. Он был в шаманской одежде и в гриме, точно сросся с ними. А ведь, скорее всего, более привычен к партикулярным пиджакам и брюкам, как всякий образованный человек. Это однозначно: с таким речевым строем не по лесам бегать и в бубен стучать, а совещания в советских учреждениях проводить. Вот только сомнительно, чтобы этот умник в несуразном вретище испытывал уважение к власти трудящихся и имел намерение поучаствовать в строительстве коммунизма. По нему видно – осколок старого мира, отщепенец в народной семье. И Повелитель, который им руководит, – того же замеса.
– Как устроились? – обходительно спросил Толуман тоном лакея в дорогом отеле. – Прошу прощения, номеров для гостей у нас не предполагалось, поэтому придется довольствоваться подсобкой.
– Где я? Куда вы меня засадили?
– Так уж и «засадили»… Временно поместили.
– Насколько временно? На день, на год?
– Все зависит от вас. К слову, благодарность вам за золото – мы откопали его под тем камнем, на который вы указали. Считайте, что этим вы частично искупили свою вину… но только частично.
Арбелю надоело играть в кошки-мышки. Он надвинулся на лжеоюна и наткнулся на выставленный ствол автоматического пистолета.
– Потише, гражданин… как вас?.. Вы так и не назвали свое настоящее имя.
– Равно как и вы свое. Ведь вы не шаман и, если не ошибаюсь, даже не якут. Снять с вас эту бутафорию – и обнаружится какой-нибудь деникинский или врангелевский прихвостень… уф!..
– Обижаете… В Гражданскую я не воевал, у меня были другие заботы. Но довольно обо мне… Вы тоже подставное лицо. Я это определил еще там, на берегу. Откуда у вас медальон с монограммой? Забрали у нашего гонца, которого убили и зарыли в лесу? Собирались проникнуть к нам под чужой личиной? Почему же тогда не продумали легенду? Сочиняете вы совсем неумело…
– Вот сейчас оскорбил так оскорбил… – Арбель по-наполеоновски скрестил руки на груди, показывая, что брошенные обвинения не вывели его из равновесия. – Если догадались, то почему не пристрелили?
– Хотел показать вас Повелителю. Он – непревзойденный физиогномист, любит на досуге поупражняться.
– И как? Получилось?
– Да. Пока почивали, он приходил сюда. Должен сказать, что вы привлекли его внимание… Он предположил, что вы – не сотрудник большевистских карательных органов, несмотря на то, что пришли сюда вместе с чекистами. Либо примкнули к ним случайно, либо они вас завербовали силой.
«В сообразительности им не откажешь», – подумалось Арбелю. Но ни подтверждать, ни опровергать сказанное Толуманом (будем покамест называть его так, ибо других вариантов нет) не стал. Дабы обдумать услышанное, он по привычке снял очки, протер стеклышки. Одно из них вследствие недавних передряг треснуло, это создавало определенные неудобства, но не настолько докучливые, чтобы концентрировать на них внимание.
Есть ли шанс вырваться? Толуман высок и плечист, совладать с ним, еще и вооруженным, явно не под силу. Разве что эффект внезапности… Бросить ему в харю горящую свечу, заехать в мошонку. Арбель, вернее всего, предпринял бы эту попытку, но что-то подсказало ему: еще не время идти на крайние меры. И нет никакой уверенности, что, высвободившись из кутузки, он окажется на свободе. Что там, за дверью? Толуман закрывает просвет своим немаленьким телом, виднеется лишь часть освещенной факельным пламенем шахты, покрытой неровными бороздами, с которых стекают прозрачные ручейки. Значит, подземелье. Но как далеко оно простирается и удастся ли отыскать выход?
Толуман покивал в такт безрадостным помыслам узника.