Полюс вечного холода

Флибустьер, оставшись в одночасье без воинства, прекратил борьбу с Вадимом и припустил к лесу. Расстегнутый полушубок на нем хлопал, как крылья подбитой птицы. Вадим, едва отойдя от боли в чреве, выцелил убегавшего и нажал на собачку. Одноглазый не отдалился еще на достаточное расстояние, и это стоило ему жизни – пуля продырявила черепную кость и застряла где-то в сером веществе, которое у него, безусловно, наличествовало, пусть и в малом объеме.

– Красавец! – не поскупился на дифирамб Федор Федорович. – Снайпер… Где обучился – на фронте?

– Да… С пятнадцатого года воевал.

– То-то я гляжу, выучка у тебя боевая… А хлопалка откуда? Любава снабдила?

– Да ну тебя в баню! – Вадим спрятал «дерринджер» под шинель. Один патрон израсходован, второй еще ждет своего часа. И есть предчувствие, что этот час наступит.

Забодяжный, не выпуская берданки, ходил между разбросанными по прибрежью обломками.

– Вот сульфат метиловый! Ни один гаврик не уцелел…

– Зачем он тебе?

– А бункер? Про второй вход так ничего и не знаем… Прижали бы как следует, он бы нам все и выложил.

Вода в озере, покрытая щепой и рваниной, вспенилась, и из нее показалась голова с вылезшими из орбит моргалами. То был чудом выживший гребец, он колготился, рассеивая вокруг брызги, и тянул на тончайшей ноте:

– А-а-а!

– На ловца и звереныш! – повеселел Федор Федорович. – А ну, старик, подруливай сюда! Ты-то нам и нужен… – Он сложил ладони матюгальником и прокричал: – Манна! Тургэнник!

Насколько помнил Вадим, это означало «сюда» и «побыстрее». Бултыхавшийся якут увидел наставленное на него дуло берданки и догадался, что выбора нет, придется подчиниться. Весь израненный, он кое-как поплыл к берегу, от которого был отброшен взрывной волной метров на десять. Но фортуна сегодня отказалась ему служить: над озером вырос клиновидный плавник, рассекавший воду с невиданной скоростью. Он молниеносно приблизился к пловцу, после чего резко ушел вглубь, а вместо него вздыбилась адского вида пасть, усеянная сотней зубов.

Забодяжный вхолостую щелкнул разряженной берданкой, Вадим потянулся к «дерринджеру», но было поздно. Лабынкырский титан схватил беднягу челюстями, хрустко сжал их. В небо взлетел разрывающий уши вопль, который оборвался после того, как несчастный был перекушен пополам и утянут на дно. Вода запузырилась, по ней пошли кровавые круги… это означало финал быстротечной драмы.

Забодяжный в сердцах хватил берданкой о землю.

– Карбонат ацетилсалициловый! Сколько ж мерзости тут водится…

Вадима зазнобило при мысли о том, что их с Федором Федоровичем могла постичь та же участь, когда они беспечно ныряли в двух шагах отсюда, проводя разведку. И как Эджена не боится!

Забодяжный тщательно обыскал труп одноглазого, выгреб из его карманов патроны – их набралось не больше десятка. Он сжал их в горсти, подошел к Вадиму.

– Сколько у тебя зарядов в «дерринджере»?

– Один…

– Боекомплект у нас, честно признаться, невеликий… Я рассчитывал на большее. И, что обиднее, покончили мы только с мелкой сошкой, а главари так и гуляют. Короче, вот какой альдегид… Хочешь – злись на меня, хочешь – нет, но если нам кто и даст подсказку, то это твоя сеньорита. Еще раз повторяю: подход к ней нужен элегантный…

Вадим услыхал за тальником плеск, а потом и вжиканье застежки. Эджена… легка на помине.

– Уберись! – зашипел он на разведчика, и тот упятился за скалу.

Тунгуска не вышла, а выпорхнула, встрепанная, простоволосая, шапчонку свою она мяла в руках и выглядела взбудораженной до крайности.

– Что тут быть? Большой агды… гром… много кровь… Кого убить?

– Плохих людей убить, – ответил Вадим. – Тех, что были с Толуманом. Мы их взорвали вместе с лодками.

– А Толуман?

– Его с ними не было. Ты знаешь, где он?

– Нет… – У нее, по-видимому, отлегло от сердца, она откинула назад завитки волос, надела шапку и прижалась к Вадиму. – Иникин… ты живой… Я бояться за тебя!

– А я за тебя! – Он обнял ее с таким пылом, с каким позволял себе обнимать только Аннеке. – В озере столько всякой погани, а ты каждый день плаваешь…

Чуть не сознался, что разведал, куда именно она плавает! Нет, язык лучше придержать. Эджена не из тех, кто не придает значения случайно произнесенным словам.

– Я знать, как с ними обращаться. Ты думать, все они – чулугды? Они бывать разные… добрые… А если нападать, у меня всегда есть нож.

Вадим с нежностью приник к ее губам. Она как будто размякла в его объятиях, сейчас с нею можно было делать все, что заблагорассудится.

– Я знаю, что ты смелая. Но, пожалуйста, не играй с огнем…

Опьяненный страстью, он позабыл, что она с ее нетвердым знанием русского языка может не вникнуть в смысл чужеродных фразеологизмов.

– Играть? Я не кунакан… не маленький ребенок, чтобы делать глупость. Я не зажигать огонь где попало.

– Это иносказательно… – заспешил Вадим, щекоча дыханием мочку ее уха. – Это значит, что смелость иногда может навлечь на тебя несчастье. А я этого очень не хочу.