А где Забодяжный? Вот он! Вымокшим щенком выходит из воды, встряхивается, валится рядом, хрипато булькает:
– Известь гашеная! Тебя где черти носили? Я думал, утоп, все дно прозондировал…
Вадим по-кошачьи щурился на негреющее солнце, играл в молчанку и упивался неведением разведчика. Лишь когда тот вышел из себя, впал в остервенение и принялся перемежать химические термины с отборными матюгами, он сжалился, рассказал о своем подводном путешествии. В Федоре Федоровиче загорелся живой интерес.
– Решетка? Эхма… тринитротолуольчику бы туда! Или динамиту. Разнесли бы вдрызг! Сходить, что ль, к Толумановым парням, слямзить у них пару гранаток?
Он шутил, но его идея навела Вадима на ценное соображение:
– Подземелье должно иметь другой выход. Где-то на суше. Не может быть, чтобы вся эта шушера пробиралась туда по туннелю. Слишком затруднительно. Не каждый же из них плавает как карась.
– У них может быть двое-трое обученных, их и гоняют.
– Нет… Если бы в гроте не имелось доступа наружного воздуха, там невозможно было пробыть даже малое время. А раз есть вентиляция, то и другие ходы наверх.
– Почему же твоя куколка выбирает такой гидролизный вариант? К Олимпиаде готовится?
– Ты у меня спрашиваешь? – Вадим подмерз и потянулся к шинели. – Мы с ней не ахти какие друзья, чтобы она со мной своими планами делилась.
– Чего ж ты телишься? – Забодяжный подобрал плоский камешек и пустил его по воде блинчиком. – Давно бы закадрил, клинья подбил куда надо… аль неопытен?
– Трепло… Одевайся, а то застанут нас в неглиже.
– За репутацию дрожишь? – Забодяжный без суеты подтащил к себе одежду и стал натягивать. – Она сейчас навряд ли кого волнует… – Не желая длить словопрения, он перескочил на иное: – Нам бы с тобой после сегодняшних заплывов грамм по двести спиртусу не повредило. Хоть косорыловку из елок гони, гидраргирум азотно-кислый!
Вадим мало переживал за свою репутацию. Его больше напрягало, что в скором времени вынырнет из Лабынкыра помянутая Федором Федоровичем куколка в резиновом костюме. К встрече с ней он был готов, но только при других обстоятельствах. И, разумеется, не в присутствии хохмача Забодяжного с его скабрезными шуточками.
Застегнувшись на все пуговицы, чтобы поскорее отогреться, он вышел из тальника, но уже в следующее мгновение отпрыгнул назад. Забодяжный сидел на камне и накручивал на ногу портянку. Вадим притянул его к себе и негромко просопел:
– Гранатками, говоришь, р-разжиться? Р-рискни здоровьем. Наши добры молодцы на подходе…
Глава VII,
в которой плохих парней становится меньше, а загадок больше
А что же позабытый нами Арбель? Уцелел ли после аудиенции у Повелителя?
Уцелел. Произошло это по той простой причине, что никакой аудиенции не было. Но, может быть, эти два факта между собой и не связаны.
Короче говоря, случилось вот что. После памятной перестрелки на берегу Лабынкыра его посадили в челнок и куда-то повезли. С ним был Толуман и двое гребцов, прочие осаждали пещеру с укрывшимися в ней беглецами, которым Арбель от всего сердца желал спасения.
– Будете? – Толуман протянул ему завернутую в ветошь бутыль. – Судя по вашему виду, вам надо подлечить нервы и взбодриться.
Арбель развернул тряпку и увидел наклейку на английском.
– Сотерн?
– Пейте-пейте. У нас все лучшее, не смотрите, что в тундре живем.
«Кто же вам присылает это лучшее?» – спросил бы он, если бы имелась надежда на правдивый ответ. Но поддельный шаман не станет откровенничать, если над ним стоит кто-то более властный.
Арбель приложился к бутыли. Такого напитка он никогда не пробовал, хоть и бывал неоднократно за границей – еще до войны путешествовал по Италии. Сотерн? Звучит изысканно. На вкус – сладко, крепость – градусов сорок. Пьется в удовольствие, особенно с устатку. Но увлекаться нельзя. Не являться же к Повелителю пьяным в зюзю! Разговор предстоит сложный, надо держать себя в тонусе и сохранять ясность ума.
– Спасибо. – Отпив два глотка, Арбель возвратил бутыль Толуману. – Полегчало.
Однако вместо того чтобы взбодриться, он начал клевать носом. Сон одолевал так неукротимо, будто перед тем было несколько бессонных ночей. Арбель перегнулся через борт, зачерпнул ладонью воды из озера, плеснул в лицо. Это освежило, но не долее чем на минуту. Мозг опять оплела паутина дурманной дремы.
Да что же это! И почему Толуман замолчал, испытующе поглядывая из-под хохлатой шапки?
– Что вы мне подсыпали?.. – шевельнул Арбель непослушным языком и, не дождавшись ответа, уснул.
…Пробуждение наступило уже не в лодке средь озерного раздолья, а в непроницаемо темном и, судя по спертому воздуху, замкнутом пространстве. Арбель не обладал умениями Вадима, поэтому не видел ничего. Он лежал на тюфяке, набитом колким прелым сеном. Череп изнутри жгло, словно там горел светильник.