Вадим вовсе не считал себя таким уж хорошим и честным, но он и впрямь хотел знать все. Пока же в голове был сплошной кавардак.
– Как его звали?
– В нашем стойбище его звать Никора. Он прийти с юксэн… – Она не подобрала подходящего эквивалента и показала рукой в направлении запада. – Оттуда. Лечить люди. В наше стойбище быть идакан… главный шаман. Он хотеть прогнать Никора, но тот вправить ему нога, когда идакан повредиться на охота. Идакан разрешить ему жить с нами.
Никогда еще Вадим не слышал, чтобы Эджена говорила так многословно, точно вознаграждая себя за дни безмолвствования.
– Мне быть мало лет. Егин. – Она показала на пальцах девять. – Очень болеть. Плохо дышать, харкать кровь. Никора меня вылечить. Никто не верить, что я жить, но он сделать аямама… по-вашему чудо. Тогда мои родители отдать меня Никора…
– Как это отдать? – поразился Вадим. – Ты что, вещь?
– Наша семья быть бедная. Дети много… дян-дюр. – Она вытянула все десять пальцев, а потом еще два. – Половина умереть от голод. Я не хотеть умирать и попроситься к Никора. Он меня взять, я готовить ему еда, стирать одежда. Он меня не обижать.
– Если вы жили в стойбище, то как оказались здесь, вдали от всех?
– Старый идакан утонуть в река, а новый выгнать Никора и его помощники…
– У Никоры были помощники?
– Двое. Они прийти вместе с ним.
Вадим хотел порасспросить о них, но Эджена как заведенная монотонно тянула рассказ дальше. Он счел за благо не перебивать.
– Мы уйти туда, где никто не мешать. Никора изучать животные, делать… не знаю, как сказать, чтобы ты понять… – Она обвела руками простор вокруг себя. – Ты видеть бэйне… зеври, рыбы… которые не походить на обычных. Это все сделать Никора.
Мозговой кавардак превратился в тарарам, бедлам и раскардаш. Но так показалось лишь в первую минуту. Сбросив оцепенение, Вадим сообразил, что все как раз логично: то, что не могла сотворить радиационная мутация, сотворил гениальный хирург при помощи ланцета и прочих приспособлений. Но неверие все же не отпускало.
– Р-разве такое возможно?
– Никора говорить, что он делать такое еще до войны, когда жить и работать за граница… Все возможно, если до человек дотронуться амака. – И Эджена благоговейно возвела очи горе. – Я не лекарь, не знать, как он это делать…
– И после операций он отпускал этих… – Вадим замешкался, подбирая подходящее определение. – …особей на свободу? Чтобы они плавали в Лабынкыре и бегали вокруг?
– Он не мочь держать их подолгу. Нет место и нечем кормить. Выпускать – лучше всего. Они охранять озеро, отпугивать хунтэды… чужих.
Вадим отломил ветку ольхи, счистил с плиты снежный налет. Под надписью открылся простенький рисунок, изображавший летящую чайку.
– Когда он умер?
– Аннани амаски. – Эджена загнула четыре пальца и вытянутым большим показала себе за спину. – Прошлый год. Мышкин сказать, что у него остановиться миян… – Она положила руку на свою левую грудь.
– Сердце?
– Да… Умереть быстро, не страдать. Но я… – ее голосок задрожал, – …мне его не хватать…
Вадим был далек от того, чтобы разделить ее скорбь. Неизвестный ему экспериментатор почил и, стало быть, не представлял опасности. А вот его помощники, похоже, здравствовали, и имя одного из них Эджена уже назвала. То, что Артемий Афанасьевич имел прямое отношение к происходящему на Лабынкыре, было настолько очевидным, что Вадим не стал заострять внимание на этом факте. Вторая догадка не казалась такой же бесспорной, поэтому он решил ее проверить:
– Кто еще помогал твоему Никоре? Толуман? Вместе со зверьем стерег подступы к озеру?
– На самом деле его звать не так. Он придумать себе имя для екэ, которых набирать в стража. Они следить за берег Лабынкыр, чтобы никто не приходить без разрешения.
– И между делом р-раскапывали вечную мерзлоту, искали бивни мамонтов. Никора и его сподвижники не могли существовать в отрыве от людского общества, у них были налажены каналы, по которым они получали все необходимое: препараты для операций, одежду, кое-какие продукты из тех, что нельзя добыть в тундре. А р-расплачивались, как я полагаю, мамонтовой костью… и не только. Ты знаешь, что у них есть снабженцы, которые нелегально моют золото на приисках и, хуже того, занимаются грабежами?..
– Улэк! – вскричала Эджена в негодовании. – Никора не грабить… он лечить, заниматься работа…
Вадим потыкал прутиком в плиту.
– Смотри. Этот р-рисунок я видел на амулете у бандита, который напал на поезд с деньгами и драгоценными минералами. Условный знак, символ… он помогает людям, посвященным в тайну Лабынкыра, узнавать друг друга. Я угадал?
– У Никора быть такой оберег, – признала Эджена, но на этом ее словоохотливость иссякла. – Я больше не говорить тебе ничего. Ты думать, что Никора был мевучи… злой. Это неправда!
Вадим взял ее за плечи, повернул к себе. Она сделала попытку вырваться, он не пустил. Бусины ее зрачков глядели на него уязвленно и настороженно.