Читаем Полк, к бою! полностью

Политрук со взводом все не появлялся. Подумав, я снова послал к нему Карамаева. Примерно через час он вернулся, и не один. Во 2-м взводе осталось всего тринадцать человек. Были и тяжело раненные красноармейцы. Их зачем-то тоже принесли с собой, соорудив самодельные носилки из винтовок и плащ-палаток. Трое легкораненых пришли сами.

Иван Иванович тяжело опустился на охапку соломы, которую мои бойцы взяли из стоящего неподалеку стога, и стал рассказывать:

— В атаку я пошел со вторым взводом. Сильный фланговый огонь противника почти тотчас же положил нас на землю. Выручила артиллерия, подавившая вражеские пулеметы. Мы снова поднялись. Впереди, увлекая бойцов за собой, шел лейтенант Мрязев. Его первого и сразила вражеская пуля. Кто-то из красноармейцев закричал: "Лейтенант убит!" — и люди затоптались в нерешительности. Пришлось мне возглавить взвод. Ворвались мы в фашистские окопы, гитлеровцы начали отходить. Не выдерживают они нашей рукопашной. Ну, а потом… Как-то случилось, что наши боевые порядки перепутались, смешались подразделения третьего батальона. Пока разобрались, время-то и ушло…

А у вас здесь, на левом фланге, тоже, конечно, жарко было, — продолжал политрук. — Мы же видели, как до двух рот гитлеровцев, смяв левофланговую роту третьего батальона, ринулись в тыл полка. А потом, словно натолкнувшись на какую-то стену, залегли. И сколько ни пытались продвинуться, ничего не получилось. Мы еще гадали, кто это так хорошо дерется. Потом слышим треск "максимов". Значит, это вы были?

— Мы, — подтвердил я. — Несколько атак отбили, не дали гадам прорваться в тыл полка. Покрошили сволочей немало. Правда, у нас потери — один человек убит, другой легко ранен.

— Кто? — спросил политрук.

— Убит заряжающий Саввин, ранен наводчик Гребенюк.

— А, Гребенюк, — кивнул Иван Иванович. — Знаю его. Хороший пулеметчик.

— Все бойцы взвода заслуживают похвалы, — подсказал я. — Но меня другое волнует. С боеприпасами плохо, товарищ политрук. Осталось по пол-ленты на пулемет. К тому же и люди голодные, а старшины до сих пор нет. И даже неизвестно, где его искать.

— Ищи. И не только о своем взводе проявляй заботу. Бери под командование вот и этих стрелков, занимай оборону и командуй. За старшиной послал кого-нибудь?

— Послал. Но это не дело, товарищ политрук. Старшина сам должен нас искать, а не мы его.

— Знаю, знаю. Разберусь.

* * *

Составив список 2-го взвода, я произвел боевой расчет. В живых во взводе осталось всего два младших командира. Решил разделить людей на два отделения, в каждом по шесть бойцов. Одного красноармейца назначил в расчет Гришанова подносчиком патронов. Вместо Саввина. Приказал отделениям окопаться. А сам вернулся к политруку.

Тот сидел на прежнем месте и, сняв сапоги, растирал руками свои отекшие, израненные еще в гражданскую войну ноги.

— Иван Иванович, — я впервые назвал политрука по имени и отчеству, — вы привели сюда второй взвод по своей инициативе или кто приказал?

Иванов, секунду о чем-то подумав, ответил:

— Я встретил в третьем батальоне командира полка капитана Седых. Он, кстати, очень беспокоился за левый фланг. Потому-то и приказал мне взять вот этих стрелков и вместе с твоими пулеметчиками прикрыть его. Так и сказал: держитесь, мол, до тех пор, пока не пришлю смену.

— Да-а, трудно было Седых сегодня, — вставил я. — Полк-то, считайте, без одного батальона воевал. Хорошо еще, что мы вовремя подоспели. А то бы не удержаться полку.

— Подоспели… — отчего-то хмыкнул политрук. И тут же пояснил: — Скажу тебе по секрету. Клетнов-то привел сюда наш батальон самовольно, без разрешения командира дивизии. Вот сейчас Седых и боится, что и Клетнову и ему нагорит по первое число. Может, комдив и сам бы ввел батальон в бой на этом направлении, но… порядок есть порядок. Самовольство в бою преступлению сродни. Хоть и есть поговорка, что победителей не судят, но как все на деле-то обернется, и сам не знаю.

Между прочим, и я тебе совет хочу дать, — продолжил после паузы Иван Иванович. — Не всегда смотри на происходящие события только со своей колокольни. Гляди глубже. Вот вы сегодня дали фашистам трепку. Думаешь, угомонятся? Как бы не так! Вчера вечером наши разведчики захватили "языка", ефрейтора. Этот фашист из четвертой танковой группы оказался. Ну, доложил Седых об этом комдиву. Высказал и беспокойство. Мол, завтра, то есть вот сегодня, жарко полку будет, целая фашистская дивизия на него навалится.

— А комдив что же? — поинтересовался я.

— Представь себе, даже обрадовался. Поблагодарил Седых за хорошую информацию. Теперь мы ее, дескать, нашли.

— Кого нашли?

— Да четвертую же танковую группу! Ее, оказывается, ищут. А она — вот она, перед нами. И сегодня еще только цветики были. Завтра, глядишь, и ягодки поспеют.

— Выстоим! — не совсем уверенно заверил я политрука. И тут же постарался вернуть его к теме самовольства Клетнова: — Так как же наш батальон здесь оказался?

Перейти на страницу:

Все книги серии Военные мемуары

На ратных дорогах
На ратных дорогах

Без малого три тысячи дней провел Василий Леонтьевич Абрамов на фронтах. Он участвовал в трех войнах — империалистической, гражданской и Великой Отечественной. Его воспоминания — правдивый рассказ о виденном и пережитом. Значительная часть книги посвящена рассказам о малоизвестных событиях 1941–1943 годов. В начале Великой Отечественной войны командир 184-й дивизии В. Л. Абрамов принимал участие в боях за Крым, а потом по горным дорогам пробивался в Севастополь. С интересом читаются рассказы о встречах с фашистскими егерями на Кавказе, в частности о бое за Марухский перевал. Последние главы переносят читателя на Воронежский фронт. Там автор, командир корпуса, участвует в Курской битве. Свои воспоминания он доводит до дней выхода советских войск на правый берег Днепра.

Василий Леонтьевич Абрамов

Биографии и Мемуары / Документальное
Крылатые танки
Крылатые танки

Наши воины горделиво называли самолёт Ил-2 «крылатым танком». Враги, испытывавшие ужас при появлении советских штурмовиков, окрестили их «чёрной смертью». Вот на этих грозных машинах и сражались с немецко-фашистскими захватчиками авиаторы 335-й Витебской орденов Ленина, Красного Знамени и Суворова 2-й степени штурмовой авиационной дивизии. Об их ярких подвигах рассказывает в своих воспоминаниях командир прославленного соединения генерал-лейтенант авиации С. С. Александров. Воскрешая суровые будни минувшей войны, показывая истоки массового героизма лётчиков, воздушных стрелков, инженеров, техников и младших авиаспециалистов, автор всюду на первый план выдвигает патриотизм советских людей, их беззаветную верность Родине, Коммунистической партии. Его книга рассчитана на широкий круг читателей; особый интерес представляет она для молодёжи.// Лит. запись Ю. П. Грачёва.

Сергей Сергеевич Александров

Биографии и Мемуары / Проза / Проза о войне / Военная проза / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное