Полка. О главных книгах русской литературы

Эту же парадоксальную мысль Петрушевская выразила в одном из своих стихотворных «парадосков», вышедших в 2007 году:

семья
это то место
где можно безвозмездно
схлопотать по морде
где тебя оскорбят
выдав это
за правду-матку
но где тебя не выдадут
где постелят
накормят
приласкают
утолят жажду
вылечат и похоронят
и будут навещать
на Пасху
и ещё по крайней мере
дважды

«Время ночь» – это же реализм?

Повесть можно назвать реалистической, но поскольку она заметно отличается от большинства традиционных реалистических текстов, исследователи пытаются нащупать более точное определение. Чаще всего в отношении прозы Петрушевской звучит термин «неокритический реализм», однако с этим направлением, восходящим к натуральной школе русского реализма, тексты Петрушевской сближают разве что общие темы и персонажи, но вряд ли художественный метод: никакой непосредственно критической составляющей в прозе Петрушевской нет. Из-за натурализма и особенной точности в воспроизведении реальности её прозу также соотносят с гиперреализмом[1246], но такое соотнесение, увы, сужает метод Петрушевской до одного приёма. Театровед Виктор Гульченко использует менее ожидаемую, но более точную отсылку к эстетике неореализма, итальянского послевоенного кинематографа, в котором повседневный мир городской бедноты снят с симпатией, состраданием и минимальной дистанцией между автором и героями. Сама Петрушевская о своём творческом методе выразилась похожим образом: «Полностью спрятаться за героев, говорить их голосами, ничем и никак не дать понять зрителю, кто тут хороший, а кто плохой, вообще ни на чём не настаивать, все одинаково хорошие, только жизнь такая»[1247].

Впрочем, убедительнее всего выглядит соотнесение прозы Петрушевской с постреализмом, предпринятое Марком Липовецким и Наумом Лейдерманом. Постреализм снимает противоречие между реализмом и постмодернизмом: он сочетает наличие некоей объективной реальности с реальностью, постоянно изменяющейся, где нет границ между низким и высоким, своим и чужим, сиюминутным и вечным. Постреалисты, как и Петрушевская, «остаются верны традиции классического реализма в том отношении, что они – "смысловики". Но ищут смысл, не предполагая его наличия во вселенной».

Что ещё почитать у Петрушевской?

ОТВЕТ: Елена Макеенко

«Как бывает разная погода и разное время дня – так бывают и разные жанры», – писала Петрушевская в предисловии к автобиографической книге «Маленькая девочка из "Метрополя"» (2006), своеобразном гиде и собрании ключей к «петрушевскому тексту». В идеале составлять представление о творчестве писательницы стоит именно по такому принципу – собирая полную картину из прозы, драматургии, стихов и сказок. Так яснее и объёмнее выступают важные для Петрушевской темы и её творческий метод.

Среди рассказов стоит начать с одного из ранних и самых известных – «Свой круг» (1988). Женщина рассказывает о компании друзей, которые собираются по пятницам за одним столом, чтобы выпить и потанцевать после трудной недели. Поток разоблачений, неудобных вопросов и остроумной мизантропии заканчивается драматическим финалом с участием семилетнего сына рассказчицы. Болезненные отношения между детьми и родителями – одна из главных тем в творчестве Петрушевской, но «Свой круг» раскрывает эту тему с нетипичного угла. В отличие от того же «Времени ночь» здесь показано, как чёрствость и отчуждённость матери могут быть знаками жертвенной любви. При этом именно «Свой круг» вызвал у многих читателей негодование: они решили, что это автобиографический рассказ о том, как писательница ненавидит и бьёт своего ребёнка.

Знакомство с Петрушевской-драматургом – а многие, например Николай Коляда, считают, что в драматургии она совершила настоящую революцию, – можно начать с пьесы «Московский хор» (1984). Эта пьеса – социальный портрет столицы в начале оттепели, написанный с чеховской интонацией; слепок времени, когда всем предстоит научиться жить как-то по-новому. Через историю о семье, которая одновременно воссоединяется, разваливается и делит жилплощадь, не жалея нервов друг друга, Петрушевская рассказывает об эпохе своих детства и юности, с середины 1930-х до середины 1950-х. Важное место в пьесе занимает ещё одна постоянная для писательницы тема – расчеловечивание, которое происходит с людьми, вынужденными годами жить вместе, в тесноте и, как правило, в бедности. Как многозначительно говорит одна из героинь «Московского хора», «все поставлены жизнью в условия», и эту фразу Петрушевская могла бы написать на своём литературном гербе.