Читаем Полка. О главных книгах русской литературы полностью

Полка. О главных книгах русской литературы

Данила Давыдов , Михаил Брониславович Велижев , Михаил Велижев , Полина Барскова , Станислав Львовский

Вы живая, без сомненья,но зачем вас привелив сонное нагроможденьестрахов, тени, мебели?

А также финал:

То не бор в воротах,леди, —не хочу таиться я, —то за нами,леди,едетконная милиция.

В 1930 году, прочитав переизданный в Ленинграде лесковский очерк и особенно вдохновившись кустодиевскими иллюстрациями, Дмитрий Шостакович решил написать оперу на сюжет «Леди Макбет…». После премьеры в 1934 году опера с бурным успехом шла не только в СССР (впрочем, её сняли с репертуара в январе 1936 года, когда вышла знаменитая статья в «Правде» — «Сумбур вместо музыки»), но и в США и Европе, обеспечив долгую популярность лесковской героини на Западе. Первый перевод очерка — немецкий — вышел в 1921 году в Мюнхене; к 1970-м «Леди Макбет…» была переведена уже на все главные мировые языки.

Первой, не сохранившейся экранизацией очерка был немой фильм режиссёра Александра Аркатова «Катерина-душегубка» (1916). За ней последовали среди прочих «Сибирская леди Макбет» (1962) Анджея Вайды, «Леди Макбет Мценского уезда» (1989) Романа Балаяна с Натальей Андрейченко и Александром Абдуловым в главных ролях, «Подмосковные вечера» Валерия Тодоровского (1994), перенёсшего действие в современность, и британский фильм «Леди Макбет» (2016), где режиссёр Уильям Олройд пересадил лесковский сюжет на викторианскую почву.

Литературное влияние «Леди Макбет…» трудно отделить от лесковской линии в русской прозе в целом, но, например, неожиданный её след исследователь обнаружил в набоковской «Лолите», где, по его мысли, отзывается любовная сцена в саду под цветущей яблоней: «Сетка теней и зайчиков, смазывающая реальность, там явно от „Леди Макбет…“[1042], и это куда существеннее, чем напрашивающаяся сама собой аналогия Сонетка — нимфетка».

Основан ли очерк «Леди Макбет Мценского уезда» на реальных событиях?

Скорее на наблюдениях над реальной жизнью, которыми Лесков был обязан своей необычной для литератора пёстрой карьере. Осиротев в 18 лет, Лесков вынужден был сам зарабатывать на жизнь и с тех пор служил в Орловской уголовной палате, в рекрутском отделе Киевской казённой палаты, в канцелярии киевского генерал-губернатора, в частном пароходстве, в управлении имениями, в министерствах народного просвещения и государственных имуществ. Работая в коммерческой фирме своего родственника, обрусевшего англичанина Александра Шкотта, Лесков объездил по делам чуть ли не всю европейскую часть России. «Этому делу, — говорил писатель, — обязан я литературным творчеством. Здесь я получил весь запас знания народа и страны». Статистических, экономических, житейских наблюдений, накопленных в те годы, хватило потом на десятилетия литературного осмысления. Началом своей литературной деятельности сам писатель называл «Очерки винокуренной промышленности (Пензенская губерния)», вышедшие в 1861-м в «Отечественных записках».

Прямого прототипа у Катерины Измайловой не было, однако сохранилось детское воспоминание Лескова, которое могло подсказать ему сюжет: «Раз одному соседу старику, который зажился за семьдесят годов и пошёл в летний день отдохнуть под куст чёрной смородины, нетерпеливая невестка влила в ухо кипящий сургуч… Я помню, как его хоронили… Ухо у него отвалилось… Потом её на Ильинке (на площади) „палач терзал“. Она была молодая, и все удивлялись, какая она белая…»[1043] — след этого впечатления можно увидеть в описании «обнажённой белой спины Катерины Львовны» во время экзекуции.

Другой возможный источник вдохновения можно усмотреть в гораздо более позднем письме Лескова, где речь идёт о сюжете рассказа Алексея Суворина «Трагедия из-за пустяков»: помещица, невольно совершив преступление, вынуждена сделаться любовницей лакея — своего соучастника, который её шантажирует. Лесков, хваля рассказ, прибавляет, что его можно было бы улучшить: «Она могла в трёх строках рассказать, как она в первый раз отдалась лакею… ‹…› У неё явилось что-нибудь вроде не бывшей ранее страсти к духам… она всё обтирала руки (как леди Макбет), чтобы от неё не пахло его противным прикосновением. ‹…› В Орловской губернии было нечто в этом роде. Дама попалась в руки своего кучера и дошла до сумасшествия, всё обтираясь духами, чтобы от неё „конским потом не пахло“. ‹…› Лакей у Суворина недостаточно чувствуется читателем, — его тирания над жертвою почти не представляется, и потому к этой женщине нет того сострадания, которое автор непременно должен был постараться вызвать…»[1044]. В этом письме 1885 года трудно не услышать отзвук собственного лесковского очерка, а случай, произошедший в Орле, он должен был знать с юности.

Мценск. Начало XX века[1045]