Полка. О главных книгах русской литературы

«Облако в штанах» — новаторское произведение и с точки зрения языка, и с точки зрения метрики. Поэма насыщена неологизмами («изъиздеваюсь», «огромив», «любёночек», «испешеходили»), которые часто вызывали неприятие современников. Маяковский изобретал окказионализмы[1747] с увеличительными и уменьшительными суффиксами, противопоставляя их друг другу («божище» и «божик»), употреблял существительные с нулевым суффиксом («гуд», «морщь»). Филолог Михаил Гаспаров считал, что основная функция неологизмов Маяковского — «делать образ мира динамичнее, часто — гиперболичнее; подчёркивать недостаточность старого языка (словаря) и широту, богатство нового»[1748]. Пожалуй, главная примета стиля Маяковского — использование ярких тропов («в душе ни одного седого волоса», «душ золотые россыпи», «твоих губ неисцветшую прелесть»). Роман Якобсон[1749] отмечал: «В стихах Маяковского метафора, заостряя символистскую традицию, становится не только самым характерным из поэтических тропов — её функция содержательна: именно она определяет разработку и развитие лирической темы»[1750]. Помимо того, что Маяковский обновляет средства языка, он обыгрывает в поэме факты и события современности, вводит в сюжет газетные новости — так в поэме появляются реклама какао Ван Гутена, пожар на корабле «Лузитания», кража «Джоконды» из Лувра. По мысли Вячеслава Вс. Иванова, подобные уподобления используются автором в качестве «двойных», усложнённых метафор: «Поток таких сравнений производит впечатление огромной фрески, в которую на коллажный лад вставлены вырезки из газет с последними новостями»[1751].

Искусствовед Андрей Шемшурин, поэт Давид Бурлюк и Владимир Маяковский. 1914 год[1752]

Маяковский активно использовал в поэме вульгаризмы, разговорную и жаргонную лексику («ложит», «пёрла», «заорала», «жрать», «сволочь», «выхаркнула» и другие). Поэт сознательно поставил перед собой задачу говорить от имени улицы, которая «корчится безъязыкая». Просторечие работает и на авангардную модель отрицания, ниспровержения, разрушения поэтического канона. По словам Виктора Шкловского, «поэма написана таким размером, свободным и закономерным, как ритм плача или брани. ‹…› В новом мастерстве Маяковского улица, прежде лишённая искусства, нашла своё слово, свою форму. Сегодня мы у истоков великой реки»[1753].

Футуристы стремились радикально обновить форму стиха, экспериментируя с ритмом и рифмой в поэзии. В «Облаке в штанах» поэт выходит за рамки традиционного стихосложения, комбинируя стихотворные размеры, подчиняя произведение главным образом ритму, графически разделяя стих на несколько строк. Поэт и прозаик Сергей Буданцев, анализируя новую поэму Маяковского, писал: «Чувство стихотворного ритма у поэта обострено до настоящей исхищрённости. Короткие волны и колебания строк при чтении слагаются в большие полные клубки ритмических понижений и повышений»[1754]. Маяковский активно применяет ассонансы («мозгу» — «лоскут», «петься» — «сердца») и вообще обновляет рифму («Джек Лондон» — «Джиоконда», «разжал уста» — «пожалуйста»).

Кто был прототипом Марии и почему поэма посвящена Лиле Брик?

По всей вероятности, у героини поэмы несколько прототипов. Хотя женщиной, вдохновившей Маяковского на создание «Облака в штанах», считается Мария Денисова, сохранились свидетельства о том, что образ Марии был собирательным и первоначально писался с Сонки — Софьи Сергеевны Шамардиной. Об этом писала Лиля Брик в письме к своей сестре Эльзе Триоле (20–26 января 1966 года): «Шамардина — это „Сонка“. Володин серьёзный роман. Он любил её, но она от него ушла. Муж её (Адамович) был предсовнаркомом Белоруссии и в 37-м году застрелился. А Соня была 20 лет в нетях. Мы — Володя, Ося, я — очень <были> дружны с ними… Она — героиня „Облака“»[1755]. Приехавшая из Минска в Москву Шамардина училась на Бестужевских курсах, за ней ухаживал Северянин, который написал о ней как о Сонечке Амардиной в романе в стихах «Колокола собора чувств» (1923). Маяковский и Шамардина познакомились благодаря Корнею Чуковскому в 1913 году, их роман продлился полгода.

Главным прообразом возлюбленной в поэме стала Мария Денисова — молодая художница, с которой футурист познакомился в январе 1914 года в Одессе. По воспоминаниям Василия Каменского, который вместе с Маяковским и Бурлюком принимал участие в турне футуристов 1913–1914 годов, поэт испытывал к девушке сильные чувства: «Вернувшись домой, в гостиницу, мы долго не могли успокоиться от огромного впечатления, которое произвела на нас Мария Александровна. Бурлюк глубокомысленно молчал, наблюдая за Володей, который шагал по комнате, не зная, как быть, что предпринять дальше, куда деться с этой вдруг нахлынувшей любовью. ‹…› Он метался из угла в угол и вопрошающе твердил вполголоса: Что делать? Как быть? Написать письмо? ‹…› Но это не глупо? Сказать всё сразу? Она испугается…»[1756]