Полковник

— Не помешал? — Это у них как ритуал уже и тоже очень нравится Сашке, значительно как-то выглядит, как-то на равных.

— Проходи, Александр.

— Должок вот принес. Спасибо.

— А-а… десятка… ну проходи, проходи…

— Я, знаете, если обещал…

— То железно… знаю, знаю, да проходи ты, чего в коридоре!

— Мать говорила, зайди посмотри, вроде полку хотите на стену, да?

— Полку, полку… да надо бы… но это потом, не к спеху, проходи.

— А-а-а… у вас, я вижу, гости… так я уж как-нибудь…

— Да какие гости — свои всё, брат с… с Ниной… вот Максимовной… из Трускавца едут, ну и заехали, знакомься.

— Петр Константинович, — сказал коренастый мужчина, отдаленно напоминающий полковника.

— Сашка.

— Нина, — сказала молоденькая женщина и засмеялась.

— А мать была недавно, — сказал полковник, — с Ларисой.

— Прелестная девочка, — сказала Нина Максимовна и опять слегка хохотнула.

— Нинок, — сказал Петр Константинович, — чайку бы свеженького, а? — И он посмотрел на брата.

— Нет вопроса, — сказал полковник, пожавши слегка плечами.

— Да я… — сказал Сашка, уловив некоторую нервность, витающую где-то совсем рядом.

— А я мигом, мигом, — Нина Максимовна вскочила, умчалась.

Помолчали. Петр Константинович барабанил пальцами но столу.

— А вы, собственно, где хотите полку, — спросил Сашка, — там, у окна?

— Потом, потом, не горит… да ты бери, Александр, вот хлеб намазывай, сыр бери, может, яичницу сварганить?

— Да сыт я, ей-богу!

— Ну и как там, Александр, стоянка твоя поживает? — улыбнулся полковник. — Как там товарищ Мурасеев? Достал вам валенки?

— До-остал, — удивился Сашка, — а откуда вы…

— Телепатия! — засмеялся Петр Константинович. — Брат у нас такой! А-а, Нинок! Давай, давай наливай Александру покрепче, идет?

— Идет! — удовлетворенно произнес Сашка и потер руки при виде дегтярной ароматной струи, льющейся ему в чашку. — Нет, Павел Константинович, откуда вы про Мурасеева-то знаете?

— Да как же не знать, коль мы с ним в одной инициативной группе при горвоенкомате.

— А-а…

— Деловой мужик? — поинтересовался Петр Константинович.

— Жох! — с убеждением сказал Сашка.

— Жох? — Петр Константинович посмотрел на брата.

— Да-а… — усмехнулся полковник, — есть что-то… в общем, из тех отставников, на ком не то что воду — камни возить еще можно.

— А мы тут недавно принимали соцобязательства, — сказал зачем-то Сашка.

— И вы?! — Петр Константинович даже привскочил слегка.

— А чего?

— Ну я там не знаю, — и Петр Константинович приподнял слегка плечи и развел руки в стороны, — как бы это выразиться, ведь у вас, э-э… не совсем социалистическое производство… или я ошибаюсь, — Петр Константинович глянул на брата, — Павел, а?

— Да у них там черт ногу сломит, — отвечал полковник, раздумавшись о Мурасееве, — да-да — сам черт не разберет. Как, Саш?

— Платят, и ладно, — сказал Сашка.

— Вот так-то, брат! — захохотал Петр Константинович. — А то — народ, народ! «Платят, и ладно!» Вот так-то, дорогой!

— Ну, я пойду, — допив стакан, хмуро сказал Сашка, — а то у нас нынче строго.

— Иди, иди, — с ласковой рассеянностью отвечал ему полковник. А когда ушел Сашка, вздохнув, сказал брату: — Хороший парень, только пьет… вроде Ваньки нашего…

— Да… Иван… — заглядывая в чашку, произнес Петр Константинович. — Жить бы и жить еще… нет, мотался… по всей стране, по всем стройкам… великим… Я иногда, Паш, думаю: великие стройки — что это такое? Вообще нужны ли? Прочитал тут недавно — в Череповце отгрохали домну, естественно, самую высокую в мире. Имя красивое дали — «Северянка». А в мире-то уже никто домн и не строит, все на электрометаллургию давно перешли. Так спрашивается, на кой ляд нам эта «Северянка»? Да еще самая высокая в мире?! Денег некуда девать? Или по-прежнему суть наша не в здравом смысле, а в том лишь, чтобы — «выше всех, быстрее всех…» — да? А Ваньки-то нет, а?

— Да, братана жаль. Ты прав, кого-то эти великие стройки убили, кого-то в герои вывели. Ну а если конкретную искать пользу, прикладную, так сказать, то что ж… часть из них, да тот же БАМ, наверняка ее имеют. Да ту же оборонную хотя бы. Ну а часть строек, понятно, пользы никакой не имеет. И порою даже строим наверняка во вред себе.

— Вот-вот, — слыхал, в Армении уже принято решение: демонтировать АЭС, а миллионы, если не миллиарды, вбухали. Богатая страна, ничего не жаль! А Чернобыль? Это же все так очевидно!

— Ты прав, брат, как всегда. Но ведь только для того, чтобы это стало очевидностью, надо было все-таки построить!

— Скажешь, что и взрыв надо было еще пережить!

— А что — может, и взрыв! На себе испытать… чтобы другим глаза открыть…

— Да что ж мы, Паша, за страна такая?! Что за народ?! Что все самое ужасное сперва на себе испытать должны! И плотины, убившие наши прекрасные реки! И Чернобыль! И…

— И революцию!

— А коллективизацию, коллективизацию забыл?

— А индустриализацию!

— А репрессии!

— А победоносную Великую войну?!

— А застой?!

— А первый человек в космосе?! Во времена того же застоя! Нет, брат, одним словом, одним явлением Россию не определить! И не пытайся. Это тоже очевидно.

— Опять, значит, по кругу… опять наш спор по кругу…