Полковник

И письма продолжали приходить. Об Араме не было больше ни слова. Только в одном письме, и то не из деревни, а из Баку, от некоего Радика Ваганяна — еще одного корреспондента Армении — было: «…сердечный привет, Нина-джан, вашему мужу Араму — моему названому брату…» Но это уж было совсем какое-то недоразумение, которое и объяснила Нина Андреевна в своем ответе Радику Ваганяну.

После этого уж никто не вспоминал ей об Араме, только звали настойчиво в гости.

«Вас ждет бабушка, — Айастан писал, — она всегда смотрит, как я пишу и просит приехать. Она не умеет читать и писать, она только говорит — пиши, внучек, пиши и скажи, пока я живу, пусть приедут всей семьей, чтобы я увидела своими глазами. Привет Вам ото всех людей деревни, которые знают Вас по Вашим письмам. Снова просим приехать…»

А Нина Андреевна ехать не решалась. И полковнику она отчего-то не стала рассказывать всего. То есть о переписке рассказывала, о всяких новостях рассказывала, а об Араме — нет.

Чаще других ей теперь писал Айастан — сын Арама.

«Ты пишешь, сестра-джан, что боишься приехать. Пойми, у нас нет плохих людей. Мы встретим тебя, только сообщи о дне приезда. Сестра-джан, скажи честно: ты хочешь к нам приехать?»

А Нина Андреевна окончательно передумала ехать. В самом начале переписки думала: «А почему бы и не съездить?» Потом заколебалась, потом эта путаница с Арамом получилась, теперь же думалось почти неприязненно: «С чего бы такая настойчивость в приглашениях?» Ее еще никто так не приглашал. Тем более надо было обождать — может, потихоньку вся эта история и уляжется. В общем, ей бы хотелось ответить: «Извините… извините, на мне сейчас лежит забота об очень хорошем, но очень больном человеке…» Но и так ответить вроде бы тоже невозможно. И Нина Андреевна стала затягивать с ответами, писала все короче и короче, и все как будто бы и улеглось…

И вот под праздники, когда Нина Андреевна и писем-то от них не ждала, прибыли трое, Айастан с женою и Григор — их родственник. Ужинать отказались — устали с дороги. Да, по правде говоря, и холодильник был пуст, разморожен даже, Нина Андреевна собиралась на праздники в профилакторий. Но Нина Андреевна виду не подала, постелила гостям в большой комнате, мужчинам на софе, женщине на раскладушке. А утром у нее уже все было приготовлено — и суп с фрикадельками, и жареная рыба с картошкой. Фирменное блюдо — Нина Андреевна его очень хорошо всегда делала, тем более повезло: рыба досталась живая.

Выспавшись всласть, гости поднимались, умывались, одевались. Потом распаковали свои чемоданы, сумки раскрыли, узлы развязали, стали доставать, ставить на стол всевозможные кушанья. Григор, постарше который, с густыми усами, знал по-русски.

— Это, — говорил он, передавая Нине Андреевне нечто мясное, наперченное, вкусно пахнущее, — это, сестра-джан, бастурма. По-вашему — шашлык маринованный… А это, держи, сестра-джан, — дыня, мята, корица, кинза… а это соленые виноградные листья, здесь зелень базилика, петрушка, укроп — сама знаешь… А это, — с улыбкой принял от Агуник, жены Айастана, — здесь, сестра-джан, цыплята с черносливом… м-м-м!

— Ой, да что вы! — говорила Нина Андреевна, принимая большой промасленный пакет с цыплятами. — Зачем же, все же есть…

— А это — масуха с овощами, тут курага, компот зимой варить будешь, держи, держи, сестра-джан, это масло топленое… держи…

— Ой, да что вы! Зачем! Все же есть, — говорила Нина Андреевна, — рыба жареная есть, суп с фрикадельками… В такую даль… как будто здесь лука своего нет… ведь все же есть, ну все…

А гости неторопливо делали свое дело, доставали еще мясо, завернутое в чистый холст, перевязанное аккуратно веревочками, доставали бутылки, банки и баночки, переложенные со всех сторон, чтоб не разбились, зеленью, фруктами, передавали Григору, а тот с радушной улыбкою вручал все это Нине Андреевне.

— Пей, сестра-джан, по три столовые ложки, опять молодой станешь — сок граната! М-м-м… А это мед — бабушка велела, сама знаешь — сто болезней лечит!

Нина Андреевна была окружена яствами со всех сторон. На столе не уместилось — на подоконниках, на стульях лежало, стояло, громоздилось что-то свеже-резкое, вкусно-ароматное, сочное, знойное, как сама Армения. Гости глядели, как Нина Андреевна сердится понарошку, и улыбались. И вот на самом дне обнаружился сверток, сняли махровое полотенце, целлофановый пакет, стали разворачивать бумагу (Нина Андреевна уже догадалась) — в руках Григора появились две бутылки армянского коньяка. Григор осторожно поставил их к батарее. Пояснил:

— Коньяк надо пить теплым.