Полковник Империи

ле. Здесь всё выглядело не тем, чем кажется. Да и как-то этого парня сюда пустили? Старый фельдфебель, что командовал постом охраны, не имел склонности ни к лизоблюдству, ни к подхалимству, да и трусостью не отличался. Имел боевые награды. И вряд ли пропустил бы штабного, не проверив его документы. Вряд ли… хотя орден на груди Пауля менял многое. Впрочем, не важно. Грабе тяжело вздохнул и начал рассказывать всё, что удалось найти. Без выводов. Просто – факты и детали.

Он говорил, а Пауль внимательно смотрел. Всюду. В том числе и на пол, где осталось немало следов пребывания русских. Их сапоги были подкованы специально для удобства в условиях бездорожья. То есть – с несколько выступающими шляпками гвоздей. Если ходить по паркету в таких не слишком осторожно, можно оставить массу царапин. А если аккуратно, то просто промять небольшие ямки. Из-за чего паркет выглядел довольно погано. Когда же Вальтер уже заканчивал свой доклад, Пауль остановился у стены, где были начертаны какие-то слова на неизвестном языке.

– Что это?

– Надпись. Сделана мелом. На каком языке – выяснить не удалось.

– Чем-то похож на санскрит… – задумчиво произнёс Пауль. – Но нет. Слишком отдалённо. А что говорят свидетели? Остались свидетели, что посещали это помещение при русских?

– Остались. Но они говорят всякую ерунду. Видимо, были сильно перепуганы.

– Ерунду? Какую же?

– Что херр полковник общался с воронами, например.

– Общался?

– Да. Именно общался. Он у них что-то спрашивал. Те отвечали. Но никто, кроме херра полковника, их ответы разобрать не мог. Как вы понимаете, всё это выглядит очень странно и похоже на то, что свидетели были сильно перепуганы. Вот всякие глупости и мерещились. Или пьяны, что я не исключаю.

– Крупные птицы, что были на этом столе, – кивнул Пауль, – разве не вороны?

– Похоже на то, – чуть стушевался Вальтер. – Мы нашли большое чёрное перо. Как оно тут оказалось – не вполне ясно. Но да, могло и из птицы выпасть. Следы когтей и клюва на столе остались довольно отчётливые.

– И помёт.

– Что? Ах да. И помёт. Но по говну, к сожалению, породу птиц я различать не умею…

Несколько минут спустя в помещение вошли, испуганно озираясь, двое мужчин. Уже немолодых. Что вполне очевидно. Вся молодёжь была на фронте.

– Что это? – спросил Пауль, указывая на надпись на стене.

– Древнее проклятье, херр майор, – ответил без промедления тот, кто был постарше.

– Серьёзно? И ты знаешь, что оно значит?

– Не могу знать. Но звучало оно устрашающе.

– Звучало? Можешь повторить?

– Мне кажется, такие вещи вслух лучше не говорить.

– Тогда напиши, – кивнул Смекер, кивнув на лежащую на столе бумагу.

– Да, конечно, – нехотя кивнул мужчина и опасливо подошёл к столу. Замер на несколько секунд. А потом нагнулся, выдвинул ящик, достал оттуда лист писчей бумаги и, аккуратно пристроившись на краешке стола, начал писать. Время от времени осеняя себя крестным знамением.

– Всё? – поинтересовался Пауль, когда мужчина замер очень надолго.

– Никак нет, херр майор. Пытаюсь вспомнить. Я в хоре воскресном пою. Слух хороший и память на слова. Но язык незнакомый. Трудно вспоминается звучание. – Потом нагнулся над листком. Сделал несколько пометок. И, встав, подал плод своих трудов Смекеру. – Вот, теперь всё.

– Аш назг дурбатулюк… – начал озвучивать написанное Пауль.

– Херр майор, прошу, не надо, – взмолился мужчина. – У меня от этих слов мурашки по коже и не по себе становится. А как увижу эту надпись, так и совсем дурнею.

– Это потому что ты дурень, – ехидно заметил второй, до тех пор молчавший свидетель. – Херр полковник же сказал, что когда-то эти слова перевернули мир, сейчас же – пустой звук.

– Откуда вы знаете, что говорил херр полковник? – поинтересовался Смекер.

– Я по коммерческим делам в молодости в Россию ездил. Неплохо их язык понимаю. Сам не говорю толком, но то, что мне говорят – понимаю. Очень это пригождалось на переговорах, когда все вокруг думали, будто бы я их языка не ведаю и они могут при мне какие-нибудь важные детали обсуждать.

– А почему перестали заниматься коммерческими делами?

– Долгая история, херр майор.

– И всё же.

– Отец прогорел. Кредиторы свели его в могилу. Мать недолго прожила без него. После смерти отца нас обобрали до нитки, вышвырнув на улицу, это её и добило. Остатки накоплений я отдал сестре в приданое, чтобы замуж вышла. Сам же занялся более земными делами. Иной раз тянуло в торговлю, но я держался. Не хотел своим детям своей судьбы.

– Ясно, – кивнул Пауль, принимая объяснение. – Так что вы делали в помещении?

– Выполнял функции официанта. Команды мне отдавали на немецком. Звания я простого, что не вызывало подозрений. Вида, что понимал их, не подавал.

– А он что делал? – кивнул Пауль на любителя церковного хорового пения.

– То же самое. Только я был при господах офицерах весь вечер, а он приносил и уносил подносы.

– Понятно, – кивнул Смекер, внимательно глядя в глаза этому уже немолодому человеку и пытаясь найти там намёк на лукавство. Так беседа и потекла…