Полководец

Зажмурившийся было Агап в недоумении посмотрел на пистоль. Потом на замершего в оцепенении солдата. В очередной раз как-то растерянно всхлипнул и утер рукой слезы, размазывая по лицу пороховую гарь и кровь, что была на ладони.

— А вот хрен тебе, сволочь! — зло выдавил он из себя.

И голос его уже не дрожал, а слезы как-то разом иссохли. Облегченное выражение, появившееся было на лице шведа, сменилось ужасом. Почувствовав звериным чутьем, что именно сейчас произойдет, он бросился к раненому. Агап же, мысленно благодаря Добрыню, уже ухватился за рукоять второго пистоля.

Удар сапога. Враз онемевшую руку отбросило в сторону. Но Агап не почувствовал боли. Его взгляд был прикован к курку, который исправно выбил искру. И тут же полыхнул порох на полке. В голове же пронеслась одна короткая, как миг, мысль: «Успел!»

Глава 9 Лешака мало поймать…

Сначала он почувствовал… Хм. В том-то и дело, что не почувствовал рук. Какое-то тупое онемение, и больше ничего. Потом занемевшее тело. Но оно-то как раз болело, что и радовало куда больше, чем ситуация с руками. И лишь под конец проступила тянущая головная боль. Очень похоже на тяжкое похмелье. Вот только он уж успел позабыть, когда в последний раз пил допьяна. А уж до поросячьего визга — так и подавно. Так что не с чего было так раскалываться многострадальной головушке.

Хм. Ну, допустим, он не припомнит ничего такого, что могло бы послужить причиной подобного состояния его тела. Но факт остается фактом. Оно было далеким от благостного. А значит, что-то такое эдакое все же имело место быть.

Наконец он открыл глаза. Ага. Было непонятно, стало куда запутанней. Он даже поначалу не поверил в реальность происходящего. Но видение мрачного подземелья не желало никуда исчезать.

Все именно так. Он находился в каком-то сыром каземате с осклизлыми стенами и небольшим оконцем где-то под потолком. Вонь стоит такая, что не приведи господи. Впрочем, это наименьшая из неприятностей. Куда интереснее то, что он в одних исподних портках, да еще и висит на руках, закованных в кандалы. Ага. Похоже, ноги вполне достают до пола. Просто колени подогнулись под бесчувственным телом.

— Ы-ы-ы-у, — нечленораздельно выдавил он из себя, попытавшись встать на ноги и не преуспев в этом.

— Ты гля, Тимоха очнулся, — послышался до боли знакомый голос десятника.

— Кха. Клим, ты? — наконец сумел выговорить парень.

— Я, Тимоха, кому же еще-то быть. Ты на ноги вставай. Больно долго на руках висишь, кровь застыла.

— Ага. Я щас.

Попытался встать. Не получилось. Потом еще разок. Порядок. Вроде бы стоит. Ага. Надо же желудок вывернуть, а то как же. Непорядок, водится в брюхе всякая муть, понимаешь. И вообще, мало тут вони, добавить надо. Ох, мамочка родная. Ну хоть полегчало, и голова малость начала соображать. Ну и говорить получается получше.

— Клим, а что это было?

— Что-что. Потравили нас, — крякнув, ответил десятник. — Сначала караульных в доме, а потом и остальной взвод. Всех. Никого не пропустили. Надо было своими продуктами пользоваться. Ну да все мы крепки задним умом.

— Так это, получается, Кляйн этот клятый нас и потравил?

— Ну слава тебе господи, сообразил. Так ты той травленой каши еще и побольше иных съел, а сложением пожиже нас будешь, вот и проспал дольше всех. Думали, уж и не проснешься.

Угу. Проснулся. И плохо ли, хорошо, но стоит на своих ногах. Но, кажется, лучше бы ему все же не приходить в себя. Руки, конечно, все так же задраны вверх. Но теперь он на них не висит, и они согнуты в локтях. А еще, если вытянуть вверх одну из рук, то, пропустив через кольцо не очень длинную цепь, вторую можно опустить пониже, до уровня плеча.

Словом, хорошо, плохо, но кровь побежала по жилам, доставляя нестерпимую боль. Тимофей часто задышал, брызжа слюной и не в состоянии сосредоточиться ни на чем ином, кроме собственных страданий. Но это пока были только цветочки.

— Тимоха, ты фокус свой с пальцем помнишь? — вновь позвал Клим.

В ответ парень только согласно кивнул, бросив на товарища взгляд, полный вселенской тоски. Его ведь и так корячит, а тут… Вынимание большого пальца из сустава — процедура и без того болезненная. А если это наложить на уже одолевающую его боль, то и вовсе получится пытка. Но…

Хрясть!

— А-у-у-эхр-р-р, — сдерживая болезненный крик, простонал или скорее прохрипел он.

Левая рука потянулась сквозь кольцо кандалов. Не обошлось без содранной кожи, но еще немного страданий, и он упал на каменный пол, присыпанный прелой и грязной соломой. Зато теперь руки опустились вниз, и кровь заструилась быстрее, многократно усиливая неприятные ощущения.

Но товарищи восприняли эти его мучения возбужденным шепотком. А то! Это же единственная их реальная возможность на спасение. Кривясь от боли, вставил на место палец, едва не огласив каземат отборной площадной бранью. У него бы получилось. Рулады выводил что твой соловушка. Но только шумно и часто задышал сквозь сжатые зубы.

— Ты как, паря? — заботливо спросил десятник.

— Н-нормально. Все н-нормально, — оглядывая остальных товарищей, заверил Тимофей.