Полководец поневоле

— Хопи, — позвал я центуриона и когда он встал напротив, я тихо сказал, — я только что понял, что с уходом всадников, мы лишились дальней разведки. Которая предупреждала нас о движении врага.

— Это так мой царь, — кивнул он.

— Знаешь что, выбери двадцать-тридцать парней, — я показал ему склониться ближе ко мне, что он тут же сделал, — переодень их в гражданскую одежду, возьми денег у Небсения на покупку ослов и повозок, да товару помельче. Пусть часть разойдётся небольшими отрядами на три дневных перехода от нас. Послушают, поговорят на базарах с народом.

— Выполню мой царь, — склонился он.

— Остальную часть пусти по реке вверх и вниз, пусть купят проезд тоже под видом мелких купцов, — продолжил я, — что-то мне не нравится, как сказал Рехмир, что на шее медленно стягивается удавка.

Хопи склонился и я его отпустил, сам оставшись в раздумьях. Что такого мне могли сделать, чего я не мог отразить?

***

Поскольку мы стали зависеть от поставок продовольствия извне, ведь никто из местных с нами больше не сотрудничал, то пришлось сократить программу празднований для народа, сделав её трёхдневной и также пересмотреть план движения войска. Теперь мы останавливались не в каждом городе, а только численностью свыше десяти тысяч человек. Скорость передвижения сразу значительно выросла и несмотря на все сопротивления номархов и жрецов в городах, мы продолжили с помощью пьяного простого люда опустошать царские и храмовые зернохранилища. Забирая, как предложил Рехмир, себе большую часть зерна. Сметливых купцов, которые раньше пользовались суетой и забивали свои повозки зерном на продажу, я приказал выкидывать из города. Не хотят поставлять нам продукцию, нечего пользоваться и нашими достижениями. Так что, соблюдая санкции царя Хатшепсут против меня, одни все одновременно лишили себя как золота, так и халявного зерна.

Количество жрецов и других соглядателей, которые следовали за войском едва ли не толпами, всё время только увеличивалось, так что нам самим невозможно было заключить никаких сделок. Тут же появлялись они и отпугивали любых поставщиков призывами о том, что боги и царь Хатшепсут накажут тех, кто нарушает её указ. Мне каждый раз хотелось их утопить, но ссориться с теми, с кем я вёл дела из храма Амон-Ра не хотелось. Ведь я не раз убеждался, что отданное третьему жрецу и главе канцелярии золото работало.

В храмах на местах, жрецы так сильно меняли посылы царя Хатшепсут и верховного жреца Амона к народу, что полностью искажали первоначальный их смысл, никто ничего не понимал и если бы не преследующие нас посланники Сененмута и Хапусенеба, то вести дела было бы значительно проще. Так что я не стал предпринимать никаких действий против жрецов, боясь тронуть тех, кто был на моей стороне. Ну или на стороне моего золота, если уж совсем говорить прямо и продолжал двигаться вперёд, добравшись наконец, как и планировал, до знакомого мне города Мемфис. И здесь, как богатырь в русской народной сказке, я должен был сделать выбор, куда идти дальше. В Дельту я не хотел соваться, как и на Ханнан, где по сведениям от Усерамона всё больше возникали протестные настроения местных князьков и царьков, владеющих городами-государствами. Причём всё это щедро сдабривалось золотом от соседнего государства Митанни, которое давно соперничало с Египтом за контроль над этими территориями. К сожалению или к счастью, пока князья официально хранили верность фиванскому трону, трогать их было не политкорректно.

Так что как я и думал, путь мне был пока один — на запад, в земли будущей Ливии, которые сейчас принадлежали протоливийским расам. Во время похода в Керма я узнал у Хоремхеба о племенах там обитающих, а также привычках и том, как они воюют, так что план военного вторжения у меня давно был готов. Разумеется, на той территории обитали множество разрозненных племён, но темеху и техену были теми, кто непосредственно граничил с Египтом на западе, остальные же жили в глубине территории, мало пересекаясь с подданными фараонов. К тому же, именно темеху и техену активно занимались добычей и переработкой важной пряности и лекарственного растения одновременно — сильфия. Сок из его корней и листьев сушили, получая порошок, который потом поставляли в Египет, Ханнан и Миттани. Он приносил племенам, жившим на территории его произрастания огромные доходы, на которые я хотел положить свою руку. Я планировал после захвата этих племён, пойти с севера средиземноморского побережья дальше на юг, где пасли свои стада в немногочисленных оазисах совсем уж разрозненные племена, выдавливая в пустыню тех, кто откажется со мной сотрудничать. С выживших же после моего вторжения я планировал брать дань сильфием, а также мясом коз и овец. Этим я и казну свою буду насыщать, а также обеспечу провиантом войско без зависимости от внешних поставок.

— «Кстати насчёт казны, — вспомнил я, снимая с шеи амулет Пазузу».