В глазах Чернова было столько муки и беспокойства, что в душе все перевернулось. «Как быть с ранеными?» — взволнованно спросил он. «Раненые пойдут с нами. Все, кто сможет идти». — «А кто не сможет?..» За всю мою долгую военную службу ни до той ночи, ни после нее мне не приходилось принимать более тяжелого решения. Советоваться тут было невозможно. Разделить такую страшную ответственность было не с кем. Всю ее тяжесть должен был взять на себя старший начальник «огненной земли». «Пойдут все, кто способен идти. Нести с собой тяжелораненых десант не сможет». Чернов тяжело дышал. «Я могу поговорить об этом с медицинским составом?» — «Когда наступит нужный момент, мы вам скажем. У нас в распоряжении сутки, может быть, немного больше. За это время командование примет все меры для эвакуации раненых. Возможно, подойдут корабли…» Тут же мы дали депешу Военному совету армии:
Из штаба армии ответили, что даны все указания артиллерии и авиации. Боеприпасы будут сброшены самолетами, кроме этого, снарядили три катера.
В ночь на 5 декабря напряженная работа шла не только на плацдарме, но и на Большой земле. Командарм требовал от управления десантного корпуса и от моряков усилить помощь войскам в Эльтигене.
Десантники слышали после полуночи упорный огневой бой в проливе. Самолеты подбросили достаточное количество боеприпасов. Из катеров к эльтигенскому берегу прорвался только один. Он доставил боеприпасы, немного продовольствия и принял на борт около ста тяжелораненых.
В 18.00 Гладков радирует И.Е. Петрову:
В 22.30 поступил ответ Военного совета:
В полночь вторая радиограмма:
Отданы все распоряжения на 6 декабря. Офицеры разошлись по частям.
Гладков еще и еще раз перечитывал последнюю радиограмму командующего: «Уверен, бойцы, сержанты и офицеры выполнят свой долг до конца». С болью подумал, мысленно обращаясь к командарму: «Видимо, вам, Иван Ефимович, нелегко было писать эти слова. Вы уже переживали подобное под Одессой, а затем под Севастополем. Знаете, как тяжело оставлять землю, омытую кровью боевых друзей… Нас разделяет сорок километров, но я сейчас чувствую биение вашего сердца, товарищ командарм. Представляю, как тяжело у вас на сердце оттого, что люди, десантники, ждут помощи, а вы не в силах ее дать. Мы уйдем из Эльтигена. Но Эльтиген все равно будет наш! Недолго фашистам осталось зверствовать в Крыму. Они обречены. Эльтиген будет свободным. Но жалко прекрасных людей, которые отдавали все, чтобы удержать завоеванный кровью плацдарм. А те товарищи, кто завтра не сможет с нами вырваться?..»