«О чем задумались, товарищ сержант?» — поинтересовался я. «Родной дядя у меня тут лежит, станичник Ефименко. Вчера его ранило. Я думал, сможет пойти на прорыв. А он не в силах. Приходится ему оставаться… — Сержант помолчал, крепко сжав губы. Потом продолжил: — Дядюшка оружие просит… Иди, говорит, доложи — пусть дадут оружие и патроны, будем биться до последнего…» Эту же просьбу часом позже мне передал майор медицинской службы Чернов. Докладывая о размещении тяжелораненых, он сказал, что многие из них изъявили желание стать в строй — в заслон, как они заявили.
Я приказал выдать этим героям оружие и боеприпасы…
Когда через несколько часов десант пошел на прорыв, позади на истерзанном клочке эльтигенской земли ударили очереди автоматов и пулеметов. Раненые сдержали слово!..
Всего на прорыв набиралось около двух тысяч человек, считая и раненых, способных передвигаться. Каждому выданы патроны и гранаты с расчетом на два дня напряженного боя. Велено зарыть в землю все, чего нельзя взять с собой, уничтожить всю штабную документацию. Запасы продовольствия позволили выдать на каждого горстку сухарей и банку мясных консервов на двоих.
Гладков объявил свое решение:
— В двадцать два ноль-ноль начинаем атаку вражеской обороны в районе Чурбашского озера. Атакуем внезапно, без артиллерийской подготовки, без единого выстрела.
Офицеры пометили на своих картах маршрут продвижения к Керчи. Крепко пожали руки, пожелали друг другу боевой удачи и счастливой встречи на Митридате.
То, что произошло дальше, коротко описать невозможно. Скажу одно — этот прорыв через боевые порядки врага, уничтожение в ночном мраке всех, кто попадался на пути — артиллерии, штабов, тыловых служб, — заслуживает отдельного описания как ярчайшее проявление героизма и самоотверженности советских воинов. Двадцать пять километров прошли по тылам врага отважные десантники и захватили сильно укрепленную врагом гору Митридат.
Как только Петров узнал, что десант прорвался на гору Митридат, он тут же дал телеграмму лично Сталину. Не побоялся обеспокоить Верховного мелкими по его масштабу делами. Это вообще был беспрецедентный случай, чтобы докладывалось Сталину о действиях небольших подразделений. Но Петров был счастлив, он был восхищен мужеством своих боевых товарищей и хотел, чтобы о них знал сам Верховный Главнокомандующий.
В 14.00 Гладков прислал Петрову радиограмму с Митридата: