Читаем Полководцы, прославившие Россию полностью

Турецкий флот тогда был очень силён, все его боялись. И Чёрное, и Средиземное моря контролировались турками, их парусные боевые корабли несли на себе гигантские пушки, стреляющие тяжёлыми мраморными ядрами. Для морского боя турки выстраивались в линию и маневрировали, отрезая противника от попутного ветра, а потом расстреливали из своих пушек.

Когда Фёдор Ушаков со своей эскадрой вышел на бой с турками, он велел капитанам не строго придерживаться линейной тактики, а исходить из соображений целесообразности. Он не стал, как тогда было принято, располагать свой флагманский корабль в середине строя, а смело под всеми парусами ринулся вперёд и первым ворвался в линию турецких кораблей.



Воодушевлённые его примером капитаны других кораблей также сократили дистанцию с противником, и турки со своими дальнобойными палубными орудиями утратили преимущество, бой завязался на равных.

Гремели пушечные залпы, ядра в клочья рвали паруса, ломали мачты и реи. Наши короткоствольные, но более скорострельные пушки коронады наносили турецким кораблям немалый урон. Но адмиралу Ушакову и этого показалось мало, он всё шёл вперёд, стремясь принудить противника к абордажному бою.

– Готовиться абордажным командам, – приказал Ушаков, и сигнальщики передали его приказ всем нашим кораблям.

Но турки не выдержали натиска и уклонились от продолжения битвы, они бежали.

Так русский флотоводец, проявив творческий подход к правилам ведения морского боя, впервые применил тактику, которая впоследствии стала залогом многих его побед. Это он придумал атаковать прежде всего флагманские корабли турецких эскадр и действовать в наступлении, а не обороне.


«Смерть предпочитаю я бесчестному служению».

Успешно действовал адмирал Ушаков не только в морском бою, но и при штурме береговых укреплений. В войне с Францией предстояло адмиралу захватить сильно укреплённый остров Корфу в Средиземном море. Этот совсем небольшой островок представлял собой настоящую крепость, усиленную бастионами со множеством пушек и многочисленным гарнизоном.

Чтобы свести к минимуму потери десанта, которому предстояло высадиться на остров под огнём противника, Ушаков приказал подвергнуть Корфу длительной бомбардировке с кораблей эскадры. Корабли, расположенные в гавани, начали пушечный обстрел бастионов. Когда огонь береговых батарей был подавлен, гренадеры из десанта переправились на шлюпках на остров и начали штурм укреплений. Завязался рукопашный бой. Французы бежали. На следующий день они прислали парламентёров, и Ушаков принял капитуляцию. Получив известие о взятии Корфу, наш полководец Александр Суворов воскликнул: «Ура русскому флоту!»


«Всем моим состоянием предан службе и ни о чём более не думаю, как об одной пользе государственной».

Ушаков проявил себя не только на военном поприще, он был ещё и способным административным работником: успешно руководил строительством порта в Севастополе и всего города.

Этот прославленный адмирал вошёл в историю как талантливый новатор и непобедимый флотоводец, его именем названа медаль, которой награждают за мужество и отвагу, проявленные на службе Российской Федерации.

Фёдор Фёдорович принёс славу Черноморскому флоту, не проиграв ни одного из своих 43 сражений. Ни разу не потеряв ни одного корабля, не имея ни одного моряка, попавшего в плен, – этим он вызвал восхищение и зависть у прославленного британского вице-адмирала Горацио Нельсона!

Но, как ни странно, будущий непобедимый адмирал получил свой первый орден отнюдь не за военные заслуги, а за победу над чумой. Вспышка этой болезни застала флотоводца в 1783 году в Херсоне, куда Ушаков прибыл для строительства кораблей Черноморскому флоту. Именно Ушаков ввёл карантин и вскоре придумал собственную схему борьбы с эпидемией, которую впоследствии станут использовать на территории всей страны. За это в 1785 году Фёдор Ушаков стал кавалером ордена Святого Владимира IV степени.

Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное