Читаем Полководцы Святой Руси полностью

В трудах разных ученых озвучиваются цифры, отличающиеся друг от друга кардинально. Сколько бойцов вышло от Руси на поле Куликово? Вот ответы, принадлежащие отечественным исследователям: 300 тысяч, 150 тысяч, 100 тысяч, 40–50 тысяч, 36 тысяч, 10–12 тысяч, 5–10 тысяч и даже 3–10 тысяч в сумме с обеих сторон[241]

Правда же состоит в том, что ни одна из этих цифр не опирается на сколько-нибудь серьезное обоснование по данным источников. Летописи приводят колоссальные, безусловно завышенные цифры, выходящие далеко за 100 тысяч бойцов. Но даже единое Московское государство XVI века, обладавшее гораздо более серьезным боевым потенциалом, чем Северо-Восточная Русь времен Дмитрия Донского, никогда не выводило в поле столь значительный контингент боевых сил. Когда же речь заходит о том, что на поле Куликовом сражалось всего-то по нескольку тысяч воинов с каждой стороны и в доказательство приводятся цифры «мобилизационных возможностей» Руси, ее демографических характеристик, килограммов фуража, потребного для средневековой татарской и русской кавалерии, то это может произвести неотразимое, сенсационное впечатление на умы… если только не принимать во внимание, что все эти цифры взяты из документов, составленных на несколько веков позднее, или просто носят гипотетически-гадательный характер. Иными словами, государственного делопроизводства, по документам которого хотя бы в самом грубом приближении было известно, сколько ратников могло выставить то или иное княжество в поле в XIV веке, просто нет. Не надо себя обманывать: при подобных гадательных методах исследования можно ткнуть в любую цифру между 5 и 50 тысячами, и она теоретически будет подходить для оценки численности полков Дмитрия Донского.

Что же касается воинства Мамая, то там подсчеты будут носить еще более произвольный характер: от 5 до 150 тысяч человек, иногда больше — у тех историков, кто в наибольшей мере склонен дружить с литературой фэнтези. Наиболее адекватные соображения о численности полевого соединения, выставленного Мамаем против Дмитрия Ивановича, привел, основываясь на оценке мобилизационных возможностей Мамаевой орды, Ю. В. Селезнев — 20–30 тысяч всадников[242]. По его мнению, великий князь Московский вывел в поле примерно столько же ратников — до 30 тысяч (опять-таки, исходя из мобилизационных возможностей Владимирской Руси). Правда, методика подсчетов Ю. В. Селезнева также носит очень и очень приблизительный характер…

Можно с уверенностью говорить лишь об одном: постепенно происходит сближение мнений исследователей, отбрасывающих наиболее фантастические цифры — как самые огромные, так и самые незначительные. Сражение на поле Куликовом не вселенская сеча, чуть ли не репетиция Армагеддона, но и не стычка небольших конных отрядов. В настоящее время большинство специалистов высказываются в пользу численности от 10 до 40 тысяч воинов с каждой стороны.

Своего рода «сумму мнений» на сей счет недавно представил историк В. В. Пенской[243]. Учитывая мнения коллег и опираясь на внимательное прочтение источников, ученый делает вывод: «Полки Дмитрия Ивановича на Куликовом поле насчитывали порядка 10–12 тыс. конных воинов». Что же касается теоретического максимума, в принципе, по мнению исследователя, недостижимого и неправдоподобного, то он составляет 17 500 бойцов. На данный момент это самое обоснованное и, можно сказать, самое современное мнение изо всех, которые можно отнести к сфере подлинной науки.

В. В. Пенской опирается в своих рассуждениях на два факта: во-первых, великий князь Дмитрий Иванович повел в бой одних лишь профессионалов, то есть дружинную конницу, а народное ополчение, которое единственно и могло придать русскому воинству характер громады, не созывалось; во-вторых, княжеские дворы того времени состояли из относительно небольших контингентов таких вот профессионалов войны: приблизительно от 200 до 500 конных ратников или, может быть, «несколько больше», но не тысячи и тем более не десятки тысяч.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное