Полководцы Святой Руси

Конечно, приходится вновь напомнить: это литературный памятник, то есть та разновидность исторического источника, в которой точность фактов, включая точность всякого рода приведенной цифири, — не на высоте. Яркие образы, пафос, христианская мораль гораздо важнее для автора, нежели низкие приметы жизни земной. Так что пользоваться данными приведенного выше перечисления можно с оговоркой: их точность под вопросом. Даже с точки зрения обыденного здравого смысла они выглядят сомнительно: слишком уж много круглых цифр… Да и подсчет урона в «младших дружинниках» выводит на цифру, принадлежащую полю чистого фэнтези: 253 тысячи воинов. Потери подобного уровня в мировой истории войн появляются не ранее фронтовых операций Первой мировой войны и станут обыденностью лишь в годы Второй мировой.

Но, допустим, хотя бы счет «бояр» принимается на веру и признается отчасти соответствующим реальным потерям русского воинства. Суммируем: 543 боярина. Разумеется, если соотносить с эпохой Московского царства, то опять получится фэнтези. До периода первых Романовых в боярах одновременно ходило человек десять — чуть меньше, чуть больше, но никаких 40 бояр столица России не знала. Соответственно, 60 бояр из Звенигорода и 70 бояр из Можайска — это столь же фантастично, как если бы у современной России кто-либо обнаружил боевой флот из 70 звездолетов. Но если видеть в боярах XIV века младший командный состав, то есть военачальников уровня десятника или нечто в этом роде (сержантов, прапорщиков, лейтенантов, переводя в современную терминологию), то цифирь выглядит уже несколько более правдоподобно. Мог ли выставить Можайск 700 ратников? Если считать одну лишь дружину удельно-княжескую, то вряд ли (700 дружинников — это целая армия среднеевропейского небольшого государства), а вот вместе с «охотниками»-добровольцами, возможно, и был способен.

Но главное тут, конечно, вовсе не число погибших, даже с приведенным выше допущением все равно сомнительное. Главное тут другое, а именно перечисление городов, которые дали своих ратных людей в общерусское воинство Дмитрия Ивановича. Притом потери даны только для городов великого княжения Владимирского и Московского, а также отряда новгородских союзников, пребывающих на тот момент под рукой великого князя. Нет потерь по отрядам литовско-русских князей Ольгердовичей, Смоленского (вяземского) князя, в счет также не вошли дружины Стародуба, Ростова, Ярославля, Мологи, Тарусы, Кашина (Тверской удел), Брянска, новосильских и оболенских князей.

Исследователь А. А. Горский, опираясь на этот источник, а также на другие литературные и, в меньшей степени, на летопись, реконструировал список городов и князей, давших свои рати для участия в Куликовской битве[244].

Существует еще одна методика подсчета численности русского воинства, которая ниже и будет применена. Она страдает гипотетичностью, как и все прочие методики, а потому результаты ее применения также следует ставить под сомнение, как и в предыдущих случаях. Но за неимением более совершенных орудий исследования и этот способ приближения к истине должен быть использован. Как говорится, на безрыбье и рак — рыба.

Итак: от грандиозного похода царя Ивана IV на Полоцк в 1562–1563 годах сохранился подробный список поместной конницы, где сообщается, сколько ратников выставляют служилые корпорации того или иного города[245]. Иначе говоря, становится понятно, каковы мобилизационные возможности Руси на период через 180 лет после Куликовской битвы. Конечно, эти возможности могли заметно возрасти… но ведь не на порядок же, не в пять раз и даже, думается, не в три раза, учитывая те беды и потери, через которые страна прошла с 1380 по 1562 год. Конечно, специалисты до сих пор спорят: указаны в списке Полоцкого похода только помещики или же их боевые холопы также записаны с ними (если не записаны, тогда численность надо как минимум удвоить). Конечно, в документах XVI века указаны только те, кто был призван для участия в полевой кампании, а гарнизонных служильцев сохранили на местах, но ведь и при Дмитрии Донском в поле вышли не все, кто-то остался «при стенах».

Зато одно можно сказать точно: как в 1380 году, так и в 1562-м государство формировало полевую армию на пределе мобилизационных ресурсов. А это очень серьезная черта сходства.

Иными словами, сравнение, со всеми оговорками, возможно. Оно имеет смысл.