Читаем Полководцы Святой Руси полностью

Выдающиеся качества этого класса точно, ярко, емко отразил историк Д. М. Михайлович. По его словам, «ничтожная, нищая жизнь, наполненная унижением со стороны внешних врагов и злобой против врагов внутренних, постоянным ожиданием войны и готовностью прямо сейчас, за несколько минут, снарядиться в поход, породила особого рода воинов. Это вовсе не „вольные слуги“— дружинники удельной старины. Это бойцы, признавшие над собой право жизни и смерти в руке государевой. Энергичные, стойкие, неприхотливые до такой степени, что могли ночевать в снегу и довольствоваться мучной болтанкой в качестве обеда, они являли равнодушие к смерти, стремительность, которую переняли от степняков, и жестокость к неприятелю. Они никогда не ждали пощады к себе самим. Уповали в военное время на Господа Бога, искусство воеводы и крепость воинского братства. Раненых, изувеченных, из боя их мог вытащить только такой же, как они, брат-воин, простой конник государев. А потому… старомосковский дух воинский был чужд геройства, молодечества, рыцарских игр; его пронизывали суровость, простота. От древности дошли былины, сказания о героях, имена самих этих героев: Илья Муромец, Никита Кожемяка, Евпатий Коловрат… Общество юной России не знало ничего подобного. „Бился честно“, „от врага с товарищи своими отстоялся“, „готов был смертную чашу пить“, „государева дела искал“, „службу служил прямо, никоторой кривизны в себе не имел“ — вот слова, характерные для воинского быта… Еще могли вспомнить добрым словом хорошего воеводу: „искусен“, „храбор“, „верен государю“, воинам отец родной, градам и весям истинный защитник. А о прочих „гоплитах“ царского воинства зачем говорить? Вышли в поход, бились крепко, стояли „на прямом деле“ с врагом, а дальше либо голову сложили, либо вернулись здравы, оборонил Господь. Что еще говорить? О чем? О каких играх и забавах? О каких отдельных личностях, когда работала вся „фаланга“? Разве только о трусах или об изменниках особое слово: тот, побросав оружие, бежал, позор ему и роду его! Этот государю не прямил, в измене повинен. Казнить его! Рядовой сын боярский в царском полку не ищет себе чести и своему воеводе славы, он делает дело государево»[249].

Таким образом, русское величие вырастало из скудости, скверны и ничтожества.

Нападение Тохтамыша

Только два года сохраняла Русь свободу, купленную ценой беззаветного мужества на Куликовом поле.

В 1382 году новый ордынский властитель, хан Тохтамыш, пришел с большой армией под Москву и осадил город. Великого князя не было в столице, он собирал войска для отпора Тохтамышу. Митрополит Киприан также покинул город.

Дмитрий Иванович лихорадочно метался по городам и селам, но с горечью видел: мало собирается ратников, мало! Нельзя с этим выйти против Тохтамыша — войско просто погибнет. Явления ордынцев никто не ожидал, и теперь Дмитрий Иванович звал прежних союзников, но те, устрашась, не торопились помогать ему. Вот бы побольше времени на подготовку! Да нет его. «Что там в Москве? Держится ли город?» — одолевали государя тревожные мысли.

Москвичи, затворив ворота, решили защищаться до последней крайности. Попытки ордынцев взять город не принесли успеха. Летопись впервые сообщает о применении на Руси огнестрельного оружия именно в 1382 году: стрельба с московских стен наносила страшный урон осаждающим. В конце концов защитников города хитростью принудили открыть ворота. Татары ворвались в Москву, запалили ее и подвергли разгрому. Хан разослал отряды с целью штурма и разграбления других городов.

Но недолго ордынцы куражились над поверженной Русью.

На Волоке рать князя Владимира Андреевича Серпуховского нанесла им чувствительное поражение. Тогда Тохтамыш заторопился домой. Не явится ли большое войско из Костромы или Волока? Ханские отряды спешно очистили Москву.

Тохтамышевы полчища отступали с несметной добычей и богатым полоном…

Дмитрий Иванович, вернувшись на пепелище, пал на гору окровавленных тел и зарыдал. Сколько жизней загублено! Сколько храмов погибло в огне!

Несмотря на поражение у Волока, власть ордынцев на Руси не исчезла. В целом 1382 год подтвердил ее. Тохтамыш был признан безусловным сюзереном Москвы. Даже монеты московские выходили теперь с именами двух правителей — Дмитрия Ивановича и «султана» Тохтамыша.

Великий князь, собрав бояр, говорит им: «Много крови русской пролилось. Много порушено Ордой. Но память победы — с нами. Надо жить дальше. Выстроим заново дома и церкви. Бог не оставит нас».

И действительно, довольно быстро произошло восстановление. Более того, сама победа Тохтамыша, составившая трагедию для Московской Руси, не была полной. Дмитрий Иванович сохранил значительное политическое влияние, и с этим фактом Тохтамышу, вроде бы очевидному победителю, приходилось считаться.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное