Читаем Полководцы Святой Руси полностью

Александру Ярославичу, по нынешним представлениям, молодому человеку, не достойному власти в силу малого опыта, предстояло первое в его жизни великое государственное свершение. Эпоха Средневековья требовала раннего взросления, и нынешний парень студенческого возраста показался бы в ту пору безнадежно инфантильным. Но возраст — далеко не самое значимое, о чем следует говорить, приближаясь к рассказу о «пробе сил» Александра Ярославича как самостоятельного полководца.

У каждого человека личность складывается из нескольких элементов: психология, строго индивидуальная; социальные навыки, единые для тысяч и миллионов людей; и, наконец, глубинная сущность. Эта последняя может быть названа отпечатком образа Божия, наложенным на личность, или, скажем, экзистенцией. Именно она составляет твердую платформу, на которой развивается и надстраивается всё остальное. Проявляется она редко: чаще человек ведет себя так или иначе, исходя из простейших схем коммуникации в социуме, личных интересов, интересов рода, семьи, клана, склада психики, наработанного с детства. Но порой личность оказывается в критической ситуации. Социальный этикет неприменим, личный интерес входит в противоречие с интересами ведущих сил социума, психика коверкается под нагрузкой тяжких испытаний, смерть заглядывает в самые очи, умственные силы приведены в хаос, и ничто простое уже не развяжет узла обстоятельств, в которых бьется скрученный человек.

Вот тогда и срабатывает глубинная сущность, вот тогда она являет себя. И это всегда — свет. Или, скажем так, «свет от Света». Если бы не так, род человеческий, наверное, давно уже истребил бы себя, утонув в эгоизме, корыстолюбии, жестокости.

Приход шведов, думается, создал именно такую, критическую для Александра Ярославича ситуацию.

Князь должен защищать великий город, отданный ему под руку. Он не может обратиться за помощью к отцу — отец далеко, да и найдутся ли у него силы для отправки к сыну? Военного опыта у Александра Ярославича немного, а самостоятельного опыта походов и сражений совсем нет. Море людское, вроде бы покорное ему, сегодня готово драться под его командой, а как поведет себя завтра — Бог весть. По-настоящему верных людей немного, они из своей дружины. Ведь Новгород пусть и русский город, пусть и средоточие православия, а всё же — неродная земля. Если понадобится, он легко восстанет против князя своего…

Враг силен, враг уверен в себе, враг дерзок. Бой с ним — большой риск. Не подождать ли все же отца или его воевод? Или запереться в стенах городских — авось не сокрушат их шведы, отсидится Русь. Стоит ли голову на кон ставить?

И все-таки князь Александр избирает тот образ действий, который для него труднее прочих, требует проявления и наибольшей отваги, и наибольшей воли, и наибольшей мудрости. Иначе говоря, напряжения всех сил и способностей.

Он атакует неприятеля.

Почему?

Можно, конечно, рассуждать о тактической целесообразности, о желании показать себя, о чести и славе, столь желанных для молодого правителя. Но всё это наносное. А высказалась — немо, но властно — глубинная сущность. Тот самый отпечаток образа Божия. Нечто, стоящее выше самой личности.

Глубоко внутри Александра Ярославича, надо полагать, прозвучало: «Ты сын, ты служишь отцу, как отец служит Богу. Хорошо ли тебе, плохо ли тебе, хочешь ты этого или не хочешь, а послужи отцу. Ты обязан».

…Шведский лагерь располагался неподалеку от впадения реки Ижоры в Неву. Традиционная версия относительно шведского стана состоит в том, что неприятель расположился на правом берегу Ижоры. Именно там находится музей-диорама «Невская битва». Но исследователи И. П. Шаскольский и А. Я. Дегтярев считают, что враждебные пришельцы расположились на левом берегу Ижоры при ее впадении в Неву. А. Я. Дегтярев пишет: «Для скрытного подхода к шведскому лагерю после высадки на берегу Тосны Александру необходимо было форсировать Ижору в ее среднем течении и совершить обходной маневр, с тем чтобы выйти к шведскому лагерю на левый берег реки из глубины приречного леса». Что ж, и это возможно. Пока нет четкого ответа, где именно стояли Ульф Фаси и Биргер Магнуссон.

Шведский стан подвергся нападению русских отрядов в воскресенье 15 июля около 10 часов утра (по другим версиям, в 11 часов или около полудня).

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное